Усадьба Колобка

На лучшей поляне Большого Леса стоял рабочий шум: стучали молотки, перекликались голоса, скрипели колёса тачек. Потап Михалыч, новый лесной глава, медлил на опушке, почёсывая затылок лапой; наконец он собрался с духом и решительно зашагал к новеньким воротам. Немного не дойдя, он будто споткнулся, замедлил ход и последние десять шагов шёл бочком и чуть не на цыпочках, словно готовясь в любой момент рвануться прочь. Уже у ворот он снова остановился, помедлил, прислушиваясь к строительному шуму, на всякий случай огляделся и торопливо перекрестился; затем глубоко вдохнул и осторожно сунул морду с одним закрытым глазом в проём.

За оградой вовсю кипела работа. Медведь открыл второй глаз, поводил взглядом туда и сюда, выдохнул, выпрямился, и прошествовал в ворота, выпятив грудь и развернув плечи, как подобает главе Большого Леса. Мимо него трусцой пронёсся заяц с тачкой стружек и прочего мусора, затем ещё один. Другие торопливо сметали сор в кучи и ровняли граблями песок на дорожке между воротами и домом. Четверо барсуков под руководством пятого тащили по двору статую. А вдоль забора в сопровождении бригады бобров двигался хозяин новой усадьбы — Колобок, бдительно изучавший каждый столб в ограде, докуда позволял его рост.

— А, Михалыч! Ну наконец-то! А я ж тебя с утра жду, жду, — в желудке медведя ёкнуло. — Ты пока присядь на лавочку, я вот тут с забором закончу, чтоб работяг зря не держать.

Потап незаметно перевёл дух и огляделся в поисках лавочки. Лавочка обнаружилась на веранде колобкова дома. Добротная скамья со спинкой и поручнями (случайно не скатишься), и прямо под наглухо закрытыми окнами. Медведь нервно дёрнулся и повернулся к дому спиной.

Над забором бобры поработали и за страх, и за совесть: в два медвежьих роста подняли, и не оставили ни единой щёлочки, ни выпавшего сучка; ворота поставили двойные. Сейчас по верху забора сновали белки, намертво крепя со всех сторон знаки, запрещающие пролетать птицам. Хозяин закончил инспекцию, отпустил бобров и направился к медведю; тот снова подтянулся и приосанился, показывая, что он всё-таки не просто так, а глава — да всему Лесу глава! Впрочем…

Здороваться с Колобком и раньше было непросто, а с тех пор, как у него появилась супруга, никто не знал, как себя с ним держать. Медведь не знал тоже. Когда Колобок качнулся, обозначая приветственный кивок, Потап дёрнул лапу к голове, словно бы отдавая честь, но, немного не доводя, остановился и помахал лапой в воздухе, изображая приветствие.

— Значит, отстроились? — и невольно бросил через плечо взгляд на большой дом.

— Да, ничего усадебка вышла. Пташка моя довольна будет. Хотя есть ещё над чем поработать. Но уж не сейчас, не сейчас! Устали, право, от строительства, и ласточке моей этот стук надоел. Вот с месячишко отдохнём — будем умельцев звать, чтоб двор, этово-тово, облагородить. Тут, знаешь, цветнички разбить, чтоб статуи пнями на ровном месте не торчали, опять же дорожки проложить, чтоб в дождь не раскисали, а вдоль забора хочу кустики посадить погуще да поразвесистей — для красоты да чтоб дурачьё разное в щели не пялилось. Да вот ещё подумываем снаружи вдоль забора канавой окопать для надёжности. Только ведь если копать, то отвод делать надо, чтоб вода не застаивалась, значит, опять эти, проехты чертить надо… Мне-то и без канавы хорошо, но моя горлинка сизокрылая хочет беспременно.

— Нешто ей одного забора мало? И так никто близко не подойдёт.

— Не верит моя птичка ни во что с тех пор, как над ней этот злодей поизгалялся, — Колобок выронил из глаза сухую хлебную крошку: — Кабы не я, пропасть бы ей! Она же к нашей безногой жизни непривычна. А раньше-то у ней и ножки, и ручки были. И даже, говорит, крылышки.

— Правда, что ли? — ахнул медведь.

— Это вряд ли, — отозвался Колобок: — Сам знаешь, у них, у женщин, мечты эти, фанта-а-а-азии бывают. О былом особливо. Ну какие ж там крылья, когда руки? Вот кабы с ногами да с перьями…

— Так ты потому её и пташкой кличешь?

— Потому и кличу. Мне ништо, а ей приятно. Эй, эй! Вы что, ронять вздумали?

Барсуки спешно вернули завалившуюся статую в вертикальное положение и завозились, укрепляя основание. В статуе медведь узнал своего предшественника на посту главы и перекрестился:

— Право слово, как живой!

Пасть изваяния была раззявлена в яростном оскале так, что можно было разглядеть каждый зуб, от резцов до коренных, каменная шерсть на загривке стояла дыбом, а правая лапа была отброшена назад в яростном замахе. Потап по опыту знал, что у него от такой затрещины три дня шумело бы в голове, а Колобок бы, наверное, летел через три речки и три перевала.

— Таким и был, голубчик. И нраву был тяжёлого, своей лапе под стать, — Колобок перевёл взгляд с прежнего главы на нынешнего: — Так я, собственно, зачем тебя звал…

По медвежьей спине побежал озноб: «Вот оно!» А Колобок невозмутимо продолжал:

— Будь другом, объяви по лесу указ: чтоб в неделю раз полдня народ из домов не выходил.

Медведь насупил одну бровь и быстро смекнул:

— Гулять поведёшь?

— Точно-точно. Хочу ей наш лес показать. А народ-то у нас бестолковый, доброго слова не понимает… А потом меня же ещё и душегубом назовут.

— Всё, понял, — медведь вскинул лапы, — скажу, чтоб из домов не выходили. В какой день гулять собираетесь?

— Да по субботам, с утречка и до обеда. Забудни-то зверью по делам бывает надо, а в субботу кто ж по делам ходит?

— Будет! Всех предупрежу. Гуляйте.

— Вот и славно. Толковый ты мужик, Потап. Ну что, ребята, закончили?

— Да! — отозвались бригадиры, а остальные быстро-быстро закивали, не открывая ртов.

— Вот и славно. Шабаш, ребята, по домам! Ну и ты будь здоров, — Колобок повернулся к гостю.

— Эээ… да, — медведь неловко потоптался и нарочито неторопливо направился к воротам. Опережая его, кто рысцой, кто трусцой вразвалку, усадьбу покинули работники. Пятеро барсуков налегли на створки и захлопнули ворота — вперёд наружные, потом внутренние, наложили засовы и быстро удалились через калитку. Потап у калитки остановился, чувствуя неловкость; что-то его беспокоило, и задерживаться он тут не хотел, и убежать, как простые работяги не мог — глава ж всё-таки! С показной неспешностью он ещё раз оглядел двор и обернулся к Колобку.

— Эээ…

— Ну полно, полно, ступай. Не всё ж мне мою голубку взаперти держать. Горгонушка, воробышек мой! Ещё минуточку! Я тебе скажу, когда можно!

У Потапа из глаз брызнули звёзды; он не сразу понял, что второпях врезался лбом в притолоку.

— Осторожней, Михалыч! То ж калитка, а не тропинка.

Медведь нырнул под притолоку, прижимая лапой ушибленный лоб, но тут же развернулся и упёрся в закрывавшуюся дверь:

— Погоди… Скажи только… А ты-то сам как жив остался? Али слово какое знаешь?

— А я уже чёрствый с ней повстречался, — Колобок беспечно махнул бровью и захлопнул калитку.

В развитие темы: Колобок ❤ на новый лад.