Шервудский грамотей (ч.2)

Продолжение. Начало здесь: «Шервудский грамотей»

— Ну м-мать твою ты так!.. — истошный вопль Скарлета враз поднял поляну на ноги. Мач почему-то сразу понял, что вопль относится к нему, а не к неведомым врагам и не к ночному кошмару, и в испуге присел. Ну что он опять сделал неправильно?

Два дня он мучился совершённой ошибкой. Он же не хотел присваивать никакие деревья! Просто буквы на них получались хорошо и никому не мешали — он так думал. А вышло вон как!

Опрометчиво сделанные надписи лишали покоя; хуже всего было то, что память об ошибке всё время висела перед ним. И перед прочими! А менять место лагеря Робин собирался не скоро. И каждый день, вставая, Мач видел своё имя на деревьях. Эти же надписи каждый шервудец видел много раз за день. А Мач видел шервудцев и их ухмылки. Даже обычное молчание Назира казалось Мачу необычно многозначительным, а дырка на спине Скарлета ну просто источала презрение. Марион, и та иногда улыбалась!

Было бы проще, если бы ему нашлось дело; но шервудская шайка на несколько дней устроила себе отдых, чтобы выждать, пока уляжется первая сумятица после ограбления, а заодно допить начатый бочонок. И если первый день прошёл сносно (шервудцы ходили в ближайшую деревню, чтобы передать причитавшуюся тем долю от грабежа, и вернулись поздно), то второй вечер принёс Мачу дополнительные мытарства.

— Ему не наливаем! — громко сообщил Скарлет. Мач возмутился: Робин же говорил «много не наливаем», а не «совсем не наливаем».

— Почему?..

— Давеча налили — вон что из этого вышло, — Скарлет махнул рукой, обводя поляну.

Мача не утешило даже то, что Марион огрела Скарлета по спине случайной тряпкой. К тому же Уилл почему-то не обиделся на шлепок, а ухмыльнулся.

— При чём тут «налили»? — при чём тут, в самом деле, «налили», если ему просто не на чем было писать?

— А при том! Я бы такое даже с перепою не сделал! — фыркнул Скарлет, утыкаясь в собственную кружку и изучая её содержимое.

Вмешался Тук, не дав Мачу времени ни ответить, ни обидеться:

— Ты бы не сделал, потому что не умеешь. И хватит.

— Вот и я говорю — хватит, — ехидно отозвался Скарлет: — Тот раз налили, а больше не надо.

— Робин!.. — кажется, Марион была готова разозлиться. Робин Гуд осторожно поставил кружку на землю и повернулся к Скарлету:

— Я не запрещал, — голос главаря был необычно суров. Они со Скарлетом уставились друг на друга и с минуту молчали, потом Робин повторил: — Я — не запрещал.

— Ну… ладно, ладно, — отведя глаза, буркнул Скарлет. — У нас один вожак.

Тук и Маленький Джон разом подсунули Мачу по кружке, так что он не знал, какую взять, чтоб никого не обидеть; увидев его растерянность, Тук убрал кружку и протянул кусок оленины. Мач повеселел и налёг на угощение. Хорошо, что у него такой брат! Он хороший, и в Шервуде главный. Даже Уилл с ним не спорит!

Утром Мач проснулся в хорошем настроении… и тут же вспомнил про буквы на деревьях и опять расстроился. Буквы-то никуда не делись! Может, их стесать? Нет, всё равно дырки останутся. А пока стешешь, от Скарлета проходу не будет. Будет смеяться. Или ругаться. Или и то, и другое. Он может.

Мач уселся, подперев кулаками подбородок. Вот если бы он был как Робин, Скарлет бы ему не перечил! И буквы рисовать не мешал бы. Жаль, что Робин не умеет писать — вот написал бы он своё имя на деревьях, и Скарлет бы ничего не сказал! Мач посмотрел на подписанное дерево, и вдруг понял, что Робин — главный в Шервуде, а значит, и на деревьях должно быть имя Робина. А он-то написал своё! Правду говорят — дурачок…

Тук сердито шуганул парнишку, чтобы не мешал спать, и пришлось Мачу ждать, пока Тук не проснётся, пока все не проснутся, пока Тук не разогреет обед, пока… Короче, ближе к вечеру довольный выпавшим отдыхом Тук согласился показать Мачу, как пишется имя Робина. Надо же, целых пять букв, и всё новые!.. Мач старательно водил по земле палочкой, но поскольку он сидел рядом с Туком, Скарлет только один раз фыркнул издали и ничего не сказал.

Мач твёрдо знал, что «Робин» должен быть написан не хуже «Мача», и упражнялся в письме весь вечер и весь следующий день, в душе ликуя, что теперь-то он свою ошибку исправит и всё будет хорошо. Он даже лёг пораньше: завтра они проснутся, а он уже всё уладит. Когда Мач закрывал глаза, перед ним стояла большая буква «Р», и он думал, что вот эта палочка ни в коем случае не должна прийтись на какой-нибудь сучок…

Делать вторую надпись было неудобно: первая располагалась на самом лучшем месте — на уровне глаз, а Мач знал, что Робин главнее, значит, должен быть выше. Поэтому он сначала расписал те деревья, на которых «Мача» ещё не было и легче было резать, а уж потом перешёл к остальным. Тут было сложнее: для верхней надписи приходилось задирать голову и руки и подниматься на цыпочки; к тому же «Робин» был длиннее «Мача» и не всегда умещался на одной стороне ствола, а делать его мельче тоже было нельзя; вот почему Мачу приходилось иногда царапать «Робина» в две строки, а стало быть, тянуться ещё выше.

Из-за этих усилий он успел расписать «Робинами» только половину поляны, прежде чем его накрыл вопль Скарлета. И не его одного.

— Ах вот что… — Маленький Джон быстро сообразил, в чём дело, и устало опустился на землю: — Было из-за чего шум поднимать! Самый сладкий сон перебили…

— Да что же это такое!.. — Скарлет в ярости тряс подвернувшийся куст: — Сказали — не режь, значит не режь, а он!.. — трёпка, доставшаяся кусту, явно предназначалась виновнику шума. То есть, Мачу: — Руки за это пообкрутить!

Теперь и Тук понял, что происходит:

— О, Господи! Мач, тебе же говорили… — ахнул он.

— А!.. — возопил Уилл, — это ты его учишь! — он выпустил куст и двинулся на Тука, но бравый монах так решительно воздел многоопытную пастырскую длань, что его строптивый соратник невольно остановился и чуть не попятился: — Робин!.. — он повернулся к вожаку, бросил косой взгляд на Марион и сунул себе в зубы собственный кулак, чтобы не сказать чего покрепче.

Робин Гуд стоял на двух ногах, силясь проснуться. Нет, если б это были войска шерифа, он бы проснулся сразу и полностью, а тут… Он тряхнул головой:

— Марион, посмотри, что он там нацарапал.

Марион быстро пошла вдоль деревьев:

— Он пишет «Робин», «Робин», «Робин», — она развела руками, — «Робин» и «Робин».

Вожак широко раскрыл глаза, ухмыльнулся и потёр нос. Мач понял, что бить его не будут, и перешёл в наступление:

— А что я такого сделал? Почему нельзя? Робин в Шервуде главный, вот я и написал… поверх себя… чтоб никто не думал, будто я… — убедительность доводов стремительно падала под ухмылками шервудцев, и только Скарлет люто гримасничал, продолжая кусать косточку кулака.

Обида придала Мачу вдохновение:

— Мою доску сжёг, может, и деревья срубишь?

— Кто, я? Какую доску? — от натиска Скарлет обалдел и забыл о благом намерении молчать.

— Доску!.. С буквами!.. Мою!.. На днях!..

— Да иди ты со своей доской, кому она нужна! — теперь Скарлет не знал, куда деваться, ибо все взгляды переместились на него.

— Мне! И деревья, скажешь, никому не нужны?..

Скарлет взвыл:

— Ро-бин!.. — и снова закусил кулак; из глаз Мача брызнули слёзы, но уже не от обиды, а от стыда: он же знал, что деревья Уилл рубить не станет.

Робин с усилием провёл по лицу рукой, вздохнул, потом подошёл к Мачу и взял его за плечи:

— Ну, вот что: больше на деревьях не пиши. Совсем. Ни себя, ни меня, — на мгновенье задумался и потёр нос: — Короля тоже не пиши. Никого.

— И вообще букв, — подсказал Тук.

— Да, и никаких букв. И не рисуй. Деревья пусть будут сами по себе. Понял?

Мач не понял, но кивнул. Раз Робин не хочет, он не будет писать на деревьях. Но обида никуда не делась: ведь он так старался исправиться!

Надписи остались и растравляли и без того раненую душу Мача ещё неделю. Шервудцы никуда не ходили: в лагере было полно еды, а на дорогах — стражников; заняться было нечем. Тук стряпал, Джон и Назир отдыхали, Уилл… тоже отдыхал, когда не брюзжал и не корчил свирепых рож. Брюзжал он негромко и только когда вожак исчезал с поляны, но писать, даже на земле, Мач уже не решался. Да и Тук сердито сказал, что хватит ему этих букв надолго, а больше и не надо, и Скарлет очень громко его поддержал.

Марион пыталась утешить Мача, рассказав ему о поэтах, которые не знали ни единой буквы, но писали длинные, очень длинные стихи и держали их в памяти. Но Мач-то стихов не писал, да и поэта знал только одного — Алана-менестреля, при поминании которого Скарлет начинал фыркать. Ну, по крайней мере, драться Мач умеет лучше, чем Алан! А вот, кстати, Робин решил, что они достаточно сидели без дела, и что стража ослабила бдительность. Значит, у Мача будет возможность показать, что он лучше, чем какой-то поэт Алан.

От всех этих мыслей, грустных и не очень, Мач на стороже едва не прозевал проезжего купца и закуковал в самый последний момент, когда повозка почти миновала засаду. Но всё-таки не совсем поздно, так что улов состоялся и шервудцы вернулись в лагерь с добычей, хоть и не с такой, какую принёс шерифский обоз. А кроме денег и барахла…

Мач заранее надулся, когда увидел идущего к нему Скарлета, но тот уже не корчил рожи, а ухмылялся; подойдя ближе, он протянул Мачу пергаментный свиток с остатками плохо сковырянной печати:

— Вот, на, — и развернул пергамент во всю длину: — Видишь, сколько тут места свободного? И ещё обратная сторона пустая. Вот на этом пиши, а деревья не порть.

Тук осторожно заглянул через плечо Скарлета, потом просунулся под локоть и забрал пергамент; пробежав глазами, смущенно вздохнул и скрутил его снова в трубку:

— Уилл, в чужие секреты лезть нехорошо. Тем более в семейные.

— Я и не лез, — огрызнулся Уилл, и тут же ухмыльнулся снова: — Он сам отдал. Сразу.

— Тебе попробуй не отдай, — грустно вздохнул Тук. — Ну, раз так, я его оскоблю. Больше места будет.

— Значит, можно написать, а потом соскоблить? — Скарлет потёр щетину на подбородке. — Понял, Мач? Когда всё испишешь, соскобли и начинай заново. А деревья не трожь.

Мач кивнул и вприпрыжку поскакал за Туком; тот оглянулся и подмигнул:

— Придётся тебе, Мач, угольком писать — чернил-то у нас нет.

— А будут?

— Не знаю, — Тук озабоченно нахмурился. — Потом, может быть. Не сразу.

— А что я смогу писать? — от нетерпения Мач забегал то справа, то слева от Тука.

— Всё, — отозвался тот; остановился, развернул Мача к себе лицом и взмахнул пальцем перед его носом: — Но прежде чем что-нибудь писать, спроси кого-нибудь из нас.