«О доблестном рыцаре Гае Гисборне» Юрия Никитина: разбор полётов, часть 3

Окончание разбора эпохалки Юрия Никитина «О доблестном рыцаре Гае Гисборне» (Bobby).

«Клянусь своей жизнью, что я это сделаю… или погибну на этом богоугодном поприще!»

Ю. Никитин, «О доблестном рыцаре Гае Гисборне»

«Директор был немец: Бургмейстер. Как и многие обруселые немцы, он изъяснялся на преувеличенном русском языке и любил такие слова, как галдёж, невтерпёж, фу-ты ну-ты, намедни, давеча, вестимо, ай-люли.

Этим языком он владел превосходно, но почему-то этот язык вызывал во мне тошноту.

Распекал он всегда очень долго, так как сам упивался своим краснобайством, и даже наедине с каким-нибудь малышом-первокласником произносил такие кудрявые речи, словно перед ним были тысячи слушателей.

— Смею ли я верить глазам? — декламировал он, отступая на шаг и помахивая в такт своей речи какой-то измятой тетрадью. — Не обманывает ли меня моё зрение? Не мираж ли передо мною? Не призрак ли? Неужели это ты, Козельский, тот самый Иосиф Козельский, который еще в прошлом году был гордостью наставников, утехой родителей, радостью братьев, опорой семьи?..

В этом стиле он мог говорить без конца, подражая величайшим ораторам древности. Не меньше получаса терзал он Козельского, и только к концу этого получаса я понял, в чём заключается преступление Зюзи».

Чуковский, «Серебряный герб»

Сэр Марти («Марти Сью» — прим.) продолжает резвиться и шутить. Повесить разбойника втроём с подчинёнными почему-то не может. Пока ребята трудятся, рассказывает им об Анне Грин и Тайбернских Полях. После взирает, как разбойнику разбивают голову и снова вешают, чтоб наверняка. Загляденье, а не шериф-воин. Отрада для глаз и души.

Или такой пассаж, вполне в стиле шерифа-воина.

«— Да, конечно, кому-то надо бы уступить… Но если бы вовсе не начинать эту кровавую войну, было бы еще лучше.

Гай ощутил укол, войну начал все-таки король Ричард, собрав в Англии огромное войско и высадив на берегах Франции.

— Иногда, — пробормотал он, — свои права необходимо защищать и силой. Мир таков».

Закон и порядок несёт этот воистину железный человек в глушь Ноттингемшира. Назначает крестьян бейлифами, коронерами, присяжными, судьями… Во имя закона и порядка вламывается в замки местной знати (тех самых графов из несуществующих графств и баронов), угрожает, требует, вопиёт.

Шатается по монастырям, дабы читатель также как и персонаж проникся уважением к служителям церкви. Читатель проникается. Особенно проникновенно звучат речи настоятеля об искусственном оплодотворении рыб, повышающем разводимость, и о запрете ловить в реке рыб, не достигших определённого возраста.

Великолепный шериф всё это почтительно слушает, с монахами по уставу кушает, размышляя, что так много лучше, чем по-рыцарски. Монахам знаком этикет, а рыцари да всякая знать понятия об этом не имеют.

Невзирая на уважительные декларации в адрес монахов, гр-н Никитин ухитряется допустить исторически-конфессиональный ляп: надеть панагию на шею католическому епископу, да ещё в 12 веке. Поясняю: панагия как нагрудное украшение входит в облачение православного епископа, у католиков такой детали нет. Да и у православных архиереев она появляется не ранее 15 века. Так что «книги о быте монахов» и тут оказалось недостаточно. (Прим. — Юлия aka «Княгиня».)

Кстати, шериф Гисборн отличается потрясающей способностью думать о судьбе Англии (в прямом, разумеется, смысле. Иначе он не умеет) в самых неподходящих для этого местах и ситуациях. Ключевое слово «вдруг». Вдруг ему подумалось… И пошли думы тяжкие и долгие. Ясно, для чего это надобно автору — чтоб образовать нас, сирых и убогих. Но при чём здесь персонаж?

Свернуть

Развернуть

«— Ваша милость! Она едет!.. Уже близко…

Гай рявкнул раздраженно:

— Кто едет?

— Алиенора Аквитанская!.. — выпалил Хильд. — Гонец примчался с запозданием!.. Мать короля Ричарда вот-вот будет здесь!

Гай похолодел, он торопливо вспоминал, что знал об удивительной королеве, самой красивой женщине Европы и мира, как уверяли все путешественники, самой богатой и могущественной.

Она в пятнадцать лет стала владетельницей герцогства Аквитания, графиней Пуатье и самой желанной невестой Европы, ее города были гораздо богаче и красивее невзрачного и бедного Парижа, в те же пятнадцать ее выдали замуж за Людовика VII, сына французского короля, что вскоре умер, и она стала королевой Франции, родив молодому королю дочь».

Свернуть

И далее — вся история королевы в воспоминаниях сэра Марти на две страницы.

Кстати, обратите внимание на авторский слог. Сие, по утверждению господина Никитина, вовсе не неряшливость, а «новый язык». Излишним будет напоминать, что таким языком написана вся книга.

Речь сэра Марти состоит из гремучей смеси быдло-сленга, пафоса и канцеляризма.

Свернуть

Развернуть занудство полностью

«— Я клянусь, — сказал он сдавленным голосом, — когда придет время, буду в первых рядах мстящих!

Хильд вскрикнул:

— Ваша милость, об этом ли надо думать?

— И об этом, — ответил Гай тяжело. — Я не свинья, что уперлась рылом в корыто и не желает видеть дальше».

«Он прокричал громко:

— По всему графству отменяются ордалии и судебные поединки, будь это на мечах, топорах или простых дубинах! Всяк, прибегнувший к ним, будет покаран, а разрешивший такую дикость — отправлен в Тауэр!.. Отныне и навсегда вводится инквизиционный процесс!

Крестьяне слушали, раскрыв рты, лица тупые, в глазах коровья покорность и тоска, мол, когда же он уедет и перестанет говорить непонятные слова, пусть все идет, как идет, жизнь все равно тяжелая, скорей бы состариться да помереть, в раю переведут дух, а если нет, то и в аду вроде бы легче…

Назначенный им констебль осторожно дернул за сапог.

— Ваша милость…

Гай спросил сердито:

— Чего тебе?

— Объясните…Что за инквизиционный… Даже я не понимаю!

Гай выпрямился, крикнул еще громче:

— Инквизиция — это значит расследование! Любое судебное дело расследуется только через суд присяжных! Вы сами выберете самых почтенных и уважаемых, чьим мнением дорожите, а они уже будут выносить приговор. Я все округи буду объезжать раз в год, как и положено, а то и чаще, и горе тем, кто попытается либо по-старому вести дела, либо жульничать».

Свернуть

Вот он, Закон и Порядок! Вот он, мир без грязи на подошвах! Смотрите и благоговейте. Сюда же относятся уже упомянутые удавленные из эстетических соображений женщины-разбойницы, мелкие лесные грабители, которых сэр Марти походя давит, рубит, душит, волочёт на верёвке и вешает, вешает, вешает. Просто повесить — это убийство. А при скоплении народа на виселице — это закон. Всем ясно? Отлично.

Разбойники — бич государства. Собственно, знать, которая садится на голову прогрессивному королю, тоже бич, и с ними тоже не стоит церемониться, но разбойники опасней. Потому что они плодятся как жуки в навозной куче, среди доведённой до отчаяния бедноты. А бедный, которого сильно прижали, уже не видит, где добро и где зло, крушит всё подряд.

И ещё так:

«Нищета и голод в селах, он это видел теперь ежедневно, а иногда просто ужасающая нищета, но все-таки разбойников расплодилось не столько из-за крайней бедности, как из-за полного отсутствия власти. Будь даже страна богатой, пусть бедных вообще не было бы, все равно нашлись бы лихие люди, что выходили бы по ночам на дороги и грабили прохожих. Просто так, потому что так сладостно видеть страх жертвы, наслаждаться ее полной беспомощностью, схватить женщину и зверски изнасиловать на глазах привязанного к дереву мужа».

Читая этот литературный шедевр, сирый читатель сам окончательно перестаёт понимать разницу между добром и злом, между законом и беспределом, между разбойником и законником. Потому как законник отличается от разбойника только тем, что колышков не признаёт и речи толкает невообразимые.

Итак, разбойники, в большинстве своём, безымянные и лишённые индивидуальности, занимаются рэкетом, насилием и пьянством. Они набегают на деревни, привязывают женщин к колышкам, избивают их мужей и отнимают всё, что можно. Угрожают, разумеется. Кого грозят в выгребной яме утопить, кого просто прибить. По словам крестьян. Сэр Марти, разумеется, верит. А Паниковский не обязан всему верить! Впрочем, он, как уже выяснили, Альхен.

Сэр Марти выезжает в лес поохотиться на бандитов. Бандиты оставляют за собой следы, идут, не таясь, орут песни. Бравый шериф с двумя помощниками убивает всех. Следующую банду истребляет отряд из «двенадцати разгневанных мужчин», верных шерифу.

И тут появляется новый супостат, по имени Робин Гуд. О нём уже почему-то сочиняют песни. Он и есть тот самый, благородный разбойник. В его благородство верит леди Вильгельмина. Она — женщина-функция, как называет женских персонажей сам господин Никитин. То есть, она появляется, чтоб дать пинка основным персонажам.

«Да, угнетенный простой народ Англии нуждается в защитнике. И Робин Гуд… защищает! Он борется против норманнов!» — говорит функция, и даёт толчок очередным размышлениям сэра Марти о нормандском завоевании и человеческой природе. В ходе своих размышлений он приходит к головокружительному выводу:

«Разбойники же грабят тех и других, но уверяют, что так они борются за свободную Саксонию».

Именно за Саксонию, господа. Не знаю, сам шериф до этого допёр, или от разбойников услышал. Однако, сдаётся мне, вина в этом целиком и полностью лежит на авторе. То ли он Скоттию с Саксонией перепутал, то ли Фоменко начитался, то ли просто брякнул первое, что в голову пришло. Так или иначе, мы, читатели, вынуждены наблюдать невероятную, фантастическую, неописуемую борьбу за свободную Саксонию на территории Англии. Хм. Почему бы и Англию заодно не назвать Нормандией? Её завоевали норманны, стало быть, она Нормандия.

Итак, Робин Гуд, борец за Саксонию, зверствует и бесчинствует, пиарится и веселится, разоряет графство, насилует женщин с помощью своего подручного особо извращённым способом. На глазах избитого и привязанного к дереву мужа его жену, разумеется, привязывают к колышкам и долго смачно насилуют, вливая ей в глотку вино. Вот такие разбойные будни.

Как же отважный шериф-законник собирается бороться с этой напастью? Он придумал хитрый и коварный план, почище любого мистера Фикса. Первым делом он привлёк на свою сторону местную знать. Тех самых невозможных графов и баронов. Они бы тоже поборолись за Саксонию, тем более, что имена большинства позволяют это предположить, но не стали. Они неохотно, но пошли за шерифом. Почему? Автор пытается объяснить, но что-то не особо выходит. Второй этап плана — сэр Марти объявляет всем разбойником амнистию именем короля Ричарда и его брата Джона. Он сам такое придумал. Все, кто бросит разбой и станет мирно сеять и пахать, не станут отвечать за свои преступления. Вот такой Закон в Англии в Данелаге в Ноттингеме в Гисборнляндии.

Неустрашимый шериф идёт дальше и встречается с самим Робином Гудом в густой чаще Шервудского леса. Разбойник, по причине своей трусости, говорит из-за кустов, не показывается. Ещё раньше, перечисляя грехи внезаконца, его назвали трусом за то, что не пошёл в крестовый поход как все люди. С таким же успехом в трусости обвинить можно не только его, но не станем отвлекаться.

Итак, встреча в лесу. Сэр Марти вдохновенно излагает голосу в кустах историю Англии, напоминает, что грабить — нехорошо и предлагает амнистию. На это голос отшучивается, пугается, изумляется и делает встречное предложение. Пожалуй, этот восхитительный диалог стоит процитировать полностью.

Свернуть

Развернуть занудство полностью

«— Мое предложение простое, — сказал Гай. — Несмотря на все преступления, убийства и грабежи, я предлагаю вам амнистию, чтобы вы могли вернуться к мирной жизни, где вам ничто не угрожает. Пора перестать отнимать у других выращенное их руками, пора выращивать самим!

Голос ответил немедленно, словно разбойник слышал это много раз и успел приготовить доводы против:

— Страна в руках угнетателей-норманнов! Все лучшие люди Англии должны бороться с поработителями! Я не могу вернуться к мирной жизни, потому что сражаюсь за справедливость!

— Грабить, — ответил Гай, — разве справедливо?

— А я буду отдавать эти деньги на благие дела! Ну, например, мы выкупим нашего короля Ричарда. Говорят, он снова попал в плен…

Гаю показалось, что ослышался, чересчур чудовищно, наконец возразил:

— Но как? Даже если бы он попал в плен, хотя это не так, он одерживает победу за победой, как ты провез бы деньги во Францию? Как разбойник, никогда ничего не знавший, кроме Шервудского леса, вообще выберется из Англии и доберется до резиденции французского короля? Робин Гуд захохотал:

— Не знаю. Но идея хороша, верно?

— Вряд ли ты знаешь, что здесь когда-то жили кельты, именуемые скоттами. Именно так жили, как ты говоришь. Мирно, счастливо и никому не платили налогов. И знаешь, что с ними стало?

Пришли неведомые римляне… перебили часть скоттов, изнасиловали их жен и дочерей, а оставшихся обложили тяжелым налогом, и скоттам пришлось платить этим чужакам из-за моря. Римляне собирали налоги несколько сот лет, а потом вернулись в свою далекую страну, но скоттам недолго пришлось жить привольно. Пришли англы и саксы, перебили остальных скоттов, изнасиловали оставшихся жен и дочерей, а уцелевших обложили тяжелым налогом.

Сами англы и саксы жили мирно и счастливо, никому не платили налогов, как вдруг на берега Англии начали высаживаться одни за другими викинги. Норвежцы, датчане… И все избивали англосаксов, насиловали их жен и детей, облагали тяжелым налогом. Наконец король англов Альфред догадался обложить население «датским налогом», это был первый налог для защиты Англии от чужаков, да только запоздал… Датчане вообще несколько раз захватывали всю Англию, и представляешь, что всякий раз делали с англосаксами!.. Потом все постепенно утихомирилось, датчане отхватили себе треть Англии, мы как раз в ней живем, постепенно перероднились с местными, и вот уже вроде бы снова один народ…

Разбойник буркнул:

— Ну, слава богу, а то такие страсти рассказываете…

Гай покачал головой.

— Да? Как будто тебе деды не пересказывали, что однажды на берега Англии высадились викинги, успевшие до этого захватить часть Франции и превратившиеся там во французов, хотя так и остались норманнами. Эти норманны захватили Англию, англосаксов избивали, их жен и дочерей насиловали, все земли норманны объявили своими и раздавали только норманнам или тем саксам, кто пришел, встал на колени и поклялся служить королю норманнов… Даже сейчас кое-где тлеет старая ненависть к захватчикам, хотя норманны и англосаксы уже слились в единый народ.

Разбойник спросил настороженно:

— И к чему это знать мне?

— Если не платить налоги, — продолжал Гай тоже громко, разбойник повышает голос, чтобы его слышали и за дальними кустами, — то придет какой-нибудь свирепый народ, перебьет треть англичан — а теперь уже норманны и саксы просто англичане! — изнасилует наших жен и дочерей, а остальных объявит рабами!.. Налоги идут, чтобы содержать армию, что охраняет берега, чтобы строить флот, мы же остров!.. На собранные налоги прокладываем новые дороги, строим школы, просвещаем народ…

Из-за кустов донесся раздраженный голос:

— Школы… кому нужно, чтобы наши дети читали? Это дело монахов. Мужчина в грамоте не нуждается. Да и дороги… Пока наши деревни окружены болотами, сюда сборщик налогов приходит раз в год, а если будут хорошие дороги, эти кровопийцы потянутся друг за другом каждый месяц…

Негодование его показалось Гаю искренним, но сразу же мелькнула мысль, что сборщики налогов — конкуренты, мешают собирать дань с крестьян единолично, так что да, негодование искреннее, но не совсем чистое.

— Ты силен и смел, — сказал Гай, — и у тебя хватает отваги бросить вызов власти. Такие люди могут стать источником больших неприятностей, но могут принести и большую пользу. Я еще раз предлагаю тебе от имени короля полное прощение… если оставишь ремесло разбойника и вернешься к мирной жизни.

Робин расхохотался так искренне и заразительно, что настороженные уши Гая уловили, как за кустами кто-то хихикнул в ответ.

— Зачем?

У Гая на языке вертелось, что все разбойники заканчивают плохо, но храбрый такое пропустит мимо ушей, сказал спокойно и как можно более убедительно:

— Грабить — нехорошо. Разве это новость?

— А если ничего другого не остается? — возразил незримый разбойник. — К тому же не я начал! Норманны пришли, ограбили и… остались. И все еще грабят, только теперь это называется налогами.

Гай тяжело вздохнул.

— Знаешь, — проговорил он без особой охоты, — ты вообще-то прав и… не прав. Да, норманны власть захватили силой. Но теперь поддерживают порядок в стране и защищают от таких же, лакомых на чужое. Если даже, допустим, удалось бы великой кровью сбросить «иго норманнов», то взамен пришлось бы самим делать то же самое: налоги, армию, дороги, суды, местные отряды по охране порядка…

— А если нам не нужны никакие чужие суды?

Гай развел руками, вздохнул. — Ладно, — проговорил он медленно и как можно более дружелюбно, — я не жду, что ответишь вот так сразу. Над таким нужно серьезно подумать. Давай вернемся в свои норы, а недели, как думаю, на размышления хватит.

Разбойник расхохотался.

— Недели? За неделю можно ограбить всю Англию. А теперь выслушай мое предложение. Я оставлю тебе жизнь и запрещу другим по тебе стрелять. Ты можешь вволю охотиться в моем Шервудском лесу, но я хочу, чтобы мы не враждовали, а помогали друг другу.

Гай спросил с интересом:

— Как?

— Ты как шериф знаешь, когда приезжают сборщики налогов, а также знаешь, сколько собрали, когда и какой дорогой поедут обратно. Это наши деньги! Я имею в виду, деньги ноттингемских деревень! Они должны остаться у нас, этот прожорливый Лондон все сожрет, сколько ему ни дай!.. Мы сможем честно делиться, деньги и тебе нужны, замок у тебя больно бедный… Подумай, сколько ты можешь купить на эти деньги! Грабить тебе не придется, только сообщай нам, все сделаем сами.

Гай признался:

— Заманчивое предложение. Как подумал о таких деньгах — дух захватило. Но все-таки между нами есть разница. Нет, не в том, что ты простолюдин, а я — рыцарь, церковь говорит, все равны перед Богом… Разница в том, что я постоянно думаю об интересах Англии, а ты даже не знаешь, что это. Тебе знакомы только свои две-три деревни, ты готов отстаивать их интересы, а непонятная какая-то Англия, да пошла она к чертям… Верно? Так вот, твое предложение меня не заинтересовало. А над моим подумай.

В ответ раздалось злое:

— Будь здоров, шериф! В следующий раз встретимся иначе!

Зеленая масса кустарника на миг колыхнулась, словно стоячая вода старого болота, в которую бросили камень, и снова все затихло.

Гай повернул коня, Беннет и Дарси держатся в десятке ярдов, настороженные и готовые пустить коней ему на помощь.

— Чего приехали? — буркнул он.

Беннет сказал скептически, проигнорировав вопрос, который не требует ответа:

— Смотрел я на вас, ваша милость, и даже неловко стало…

— Чего?

— Да за вас неловко, — пояснил он. — Вы так распинались о пользе для страны, о необходимости налогов! Все равно что уговаривали бы волка не есть мяса, а перейти на траву. Гай посмотрел на него этим самым волком.

— Думаешь, — рыкнул он, — сам не знаю?

— Так… зачем?

— Там, за кустами, прятались с десяток головорезов, — объяснил он, — и все держали меня на прицеле. Я говорил для них. Вдруг кто-то одумается, бросит разбойничать и вернется к мирному труду?

Дарси бросил на него короткий взгляд и тут же уронил, а Беннет спросил чуточку удивленно:

— И что… в самом деле в это верите?

— Верю, — ответил Гай. — И потому, когда пойдем выжигать эти осиные гнезда, я буду чист перед Господом, я же предупреждал!

Беннет поглядывал на него искоса, словно неловко видеть чистое прекрасное лицо крестоносца, одухотворенное просветленной великой идеей.

— Да, — пробормотал он, — да… главное, чтобы совесть была чиста… Или чтоб мы верили, что чиста…»

Свернуть

Надеюсь, вы получили массу удовольствия от чтения.

Я бы обратил особое внимание на несколько пунктов. Первый — закононоситель общается с наводящим ужас разбойником спокойно и даже как-то… просительно. Будто уговаривает его и действительно верит, что сумеет. При том, что он уже видел разбойников, видел, что они делают, побежал их, вешал, дробил им головы и прочее. Чем этот разбойник отличается от других? Вопрос о душевном нездоровье сэра Марти Гисборна оставим в стороне, и попробуем понять мотив его поступков. У вас получается? У меня — с трудом. Внезапно героический шериф начал бояться разбойников и пытается с ними договориться. Только с чего бы это он? Ответ есть! Чтоб совесть чистой осталась! Всю жизнь сражался и убивал без мук совести, а теперь вдруг неожиданно задумался о ней. О чистоте своей перед Господом. По мне, это мерзко. Либо убивай, либо кайся. А вместе как-то нехорошо. Особенно таким образом.

В этом контексте неожиданное уважение вызывает эпизодный Беннет. У него мозгов побольше, чем у патрона. И Хильд, разумеется, говорит по делу. Какого Херна шериф вот так распинался перед «грязью на подошвах»? Да, вернутся они к мирному труду. Только шнурки погладят и сразу вернутся.

О стилистике самой речи о захватчиках говорить, я думаю, излишне.

В результате невероятно хитрого манёвра люди шерифа и местного графа через три дня, как и предупреждали, напали на лагерь Робина Гуда и всех убили. Робин, разумеется, попытался выкрутиться, захватив в плен леди Вильгельмину, которая функция, но его это не спасло. Шерифова рать, разумеется, не пострадала, не считая ран самоотверженного оруженосца, который прикрывал собой шерифа от разбойных стрел.

Банда страшного, жестокого и наводящего ужас на бедных людей рэкетира была разгромлена, сам вожак и несколько его выживших подельников публично казнены с физиологическими подробностями процесса.

«— Вот и конец Робина Гуда, — сказал Гай. — Надеюсь, Шервудский лес станет чище.

Беннет вдруг сказал мрачно:

— А все равно как-то несправедливо…

— Ты о чем? — спросил Аустин.

— Крестьяне могут спать спокойно, — сказал Беннет. — И налоги платить только королю в конце года. Никаких грабежей. Но…

Он умолк, недовольно покрутил головой.

Гай нахмурился, что-то ощутил сам, Аустин спросил нетерпеливо:

— И что тебя тревожит?

— Ничего не тревожит, — огрызнулся Беннет. — Только вот те же крестьяне, которых мы спасли, все равно будут распевать песенки о Робине Гуде. Мы ведь власть… Все бегут к нам за помощью, а как только беду отведем, нам же и плюют в спину».

В общем, крестьяне, которых власть защищает, всё равно её не любят. Их симпатии, выходит, остаются на стороне убийц и насильников, грабителей и мерзавцев. Очень интересный взгляд, многое объясняет. В общем, поздравляю вас, господин Никитин, облажавшись! Не вышло убедить ни читателей, ни себя, в белопушистости закононосителя и мерзости разбойников. Только младенец поверит в этих плохих разбойников. Нет и не может быть людей, состоящих сплошь из пороков. Как и нет таких, которые состоят из одних достоинств.

Мы приближаемся к финалу. Ещё немного терпения. Победоносный шериф отправляется на встречу с королём Иоанном. Как обычно, холодея и тревожась. В принципе, понятно, почему. В прошлый раз его собирались повесить и четвертовать с особой жестокостью. Но на этот раз всё обошлось.

«— Надо любой ценой остановить бунты до того времени, пока все наладится. Я резко снижаю все налоги, так как воевать не собираюсь и деньги на армию тратить не стану. Пусть Англия переведет дух… Но пока изменения к лучшему станут заметными, нужно гасить все искры возможных пожаров.

Гай вздохнул.

— Как же мне ну совсем не нравится вешать, ваше высочество!»

Не нравится ему. Угу. Верю. Почему вешал, если не нравится?

За это, или за упрямство, или по причине собственной тиранско-самодурской сущности, король назначает сэра Марти Гисборна…

«— И потому Его Величеству стало угодно дать вам титул барона Ноттингемского с владениями Шеффилда и Дерби…а также Его Величеству угодно назначить вас правителем Ноттингемшира, а также назначить канцлером земель, входящих в Данелаг…»

Это я даже комментировать не могу, настолько оно нелепо и невозможно. Барон Ноттингемский. Воевода Турецкий. Канцлер Данелага.

Как король, так и канцер может быть только один. Это одна из высших государственных должностей. Канцлер отвечает за королевское делопроизводство. Ежели сэр Марти — канцлер Данелага, то этот самый Данелаг должен быть отдельным королевством со своим королём.

Но автору глубоко наплевать на исторические реалии. Захотелось — появился канцлер Данелага, страна разделилась на две. (О Шотландии, Уэльсе и Ирландии автор скромно молчит. Поблагодарим его хотя бы за это. Иначе мог бы сделать сэра Марти королём Шотландии. Там тоже творятся беспорядки, множится грязь и требуется достойный закононоситель. Хотя нет. Ричард продал Шотландию ей же самой за 10 тыщ. Кстати, ту же сумму сэр Марти собрался взять в качестве штрафа с графа, укравшего стадо у соседа.)

О любви не говори мне, или Думаем об Англии

С этим полный провал. Колышки мы любовью не считаем, верно? Так вот, сэру Марти Гисборну чужды как колышки, то бишь, жестокое насилие, так и возвышенные чувства. Впрочем, как и обычные человеческие потребности.

Уже была упомянута леди Вильгельмина-функция. Она красива, персонаж это отмечает. Как отметил бы изменение погоды или что-нибудь в этом духе.

У леди есть сестра, леди Сюзанна (чудное средневековое имя!), которая появляется реже, говорит меньше, но именно к ней шериф питает какие-то чувства. Какие — сказать не берусь, ибо не понимаю. Он избирает её королевой красоты на турнире, не видя её лица. Не иначе, чего-то почувствовал через вуаль. Или … Нет, не стану развивать нехорошую тему.

«Что-то в его голосе заставило Гая насторожиться.

— Что знаешь?

— Что не задержитесь, — сказал Аустин и добавил на правах работающего в одной упряжке: — Пора бы вам завести какую-нить для утех… Здесь в селах есть такие сочные!

Гай сказал замученно:

— Это ты везде успеваешь, а я уже забыл, когда последний раз ел и спал по-людски…»

На этом тема дум об Англии заканчивается.

Примечание. Упомянутая леди Вильгельмина, кроме своего назначения «функции», является ещё и признаком авторского неряшества: сначала он объявляет её единственным ребёнком, дабы объяснить её избалованность, а через несколько страниц у неё объявляется сестра.

Король Иоанн, или Мы за мир

Этот персонаж отличается от Марти Гисборна. Он, во-первых, живее. Во-вторых, у него есть, пусть убогое, но чувство юмора. У автора оно тоже есть, такое же, поэтому получается не смешно, а глупо. Но всё-таки чуть лучше, чем лекции по истории в исполнении шерифа-крестоносца.

Король-реформатор мечтает стать самым лучшим правителем, который войдёт в историю как король, который не воевал. Брат у него был тупой вояка, а он — умный, о стране заботится, своих людей из петель вытаскивает, полномочия расширяет. С Францией воевать не хочет никак. Земли, собственность английской короны, считает чужими, мол, мы оттуда ушли двести лет назад… Двести лет, значит. Генрих II никуда уходить не собирался, он, напротив, расширял свою империю. Ричард тоже не особо собирался уходить. Джон, похоже, обиделся на папу, который ему не дал земель на континенте, потому и воевать за них не желает. Мы за мир любой ценой!

«— Ваше Величество, ваш титул звучит, как звучал у всех королей Англии, и никакие изменения неприемлемы! Да-да, именно так: «Король Англии, Ирландии и Франции Божьей милостью Иоанн…»

Джон покосился на остановившегося на пороге Гая.

— Видишь? Не так просто вырваться из этого круга. Но я постараюсь. Тем более что могу теперь действовать! Потому постараюсь остаться только королем Англии, у Франции есть свои короли».

Доброе утро, страна! Король Англии и Франции, замечательный титул. Джон от него решительно отказывается. Знаете, почему? Потому что не было такого титула до Столетней войны. Это называется слышать звон, да не знать, где он. Для тех, кто хочет знать — Договор в Труа 1420 г.

Немного поумневший (ненадолго) сэр Марти предупреждает короля, что его за это смешают с грязью. Самоотверженный король знает и готов к этому. Главное — как нам обустроить Англию.

«— Ваше Величество, канцлер прав. Вас смешают с грязью. Нельзя отказываться от того, что наше!

Джон поморщился:

— Да какое оно наше… Земля, оставленная хозяином, через какое-то количество лет считается свободной. В общем, я отдам те земли. А эти буду беречь и лелеять. И вам вменяю это в обязанность, барон Гай Гисборн и канцлер Данелага!»

Подведём итоги. Ни сюжета, ни языка, ни живых персонажей, ни исторической достоверности в этой книге нет. Следовательно, автор не может претендовать на декларированное заявление «Так было на самом деле!» Никто не может знать наверняка, как было, но зато каждый вправе сказать, что было вовсе не так, как описано в этой книженции.

Главная мысль, или то, что автор таковой считает — торжество закона над беззаконием и разбоем. Однако, тема не раскрыта вовсе. Чем законник сэр Марти отличается от вора и грабителя, который грязь на подошвах? Он внедряет самосуд и беззаконие, законом прикрываясь. Это ничуть не лучше, чем грабить корованы купцов, проезжающих через лес.

Поступки шерифа незаконны, и ладно бы автор это признавал и осуждал, либо сам персонаж понимал, что делает. Но нет. Посыл — делай как я! Это и есть закон. Это и есть герой будущего, идеал будущего, чистого от грязи на подошвах.

Надеюсь, мы всё-таки не из самого нового поколения, которое, по мнению автора, должно вдохновляться такими героями.

Что это было? Альтернативная история? Фантастика? Маразматический бред? Новый взгляд? Декларация самоуправства и мирных инициатив? Объяснение исторических процессов человеком, ничего в них не смыслящим? Наверное, всё вместе. Но получилось плохо. Очень плохо. Как говорится, УГ. (Источник)

Конец

В продолжение темы — о моральном облике персонажа: какой образ героя предлагает Никитин.