«Гай Гисборн» и «Грязь на подошвах». Небаллада (ч. 2)

Окончание разбора никитинской книги «О доблестном рыцаре Гае Гисборне». Разбор от Клауса Штертебеккера. Начало здесь.

Раунд IV. Vae victis: курка, млеко, яйки

Над ристалищем раздаются нестройные звуки губной гармошки. ГН (Гисборн Никитина — прим.) напяливает каску с рожками, вешает на пузо MP-40 с заклёпанным стволом, сокрушается, что конструкция максимилиановского доспеха не предполагает засученных рукавов, и кидается в сечу.

— А вы к колышкам привязываете! — выкрикивает он, ткнув в сторону Блада пальцем.

С обоих трибун раздаётся взрыв хохота. ГН понимает, что сморозил что-то не то, и нахохливается.

— Мы? Нет, — учтиво отвечает Блад.

А в самом деле, как у грязи на подошвах дело обстоит с колышками? Придётся разочаровать любителей BDSM — у «вора и пирата» Блада случаев с колышками просто не бывает. Ну хорошо, а как там вообще обращение с побеждёнными?

Свернуть

— Клянусь всеми святыми, дон Франциско, я удивлён тем, что вы решились прийти ко мне с такой басней! Вам известно место, где можно собрать выкуп, и в то же время вы отказываетесь назвать его мне. А не кажется ли вам, что с горящими фитилями между пальцами вы станете более разговорчивым?

Дон Франциско чуть побледнел, но всё же снова покачал головой:

Развернуть

— Так делали Морган, Л’Оллонэ и другие пираты, но так не может поступить капитан Блад. Если бы я не знал этого, то не сделал бы вам такого предложения.

— Ах, старый плут! — рассмеялся Питер Блад. — Вы пытаетесь сыграть на моём великодушии, не так ли?

— На вашей чести, капитан!

— На чести пирата? Нет, вы определённо сошли с ума!

Однако дон Франциско продолжал настаивать:

— Я верю в честь капитана Блада. О вас известно, что вы воюете, как джентльмен.

Капитан Блад снова засмеялся, но на сей раз его смех звучал издевательски, и это вызвало у дона Франциско опасение за благоприятный исход их беседы. Ему в голову не могло прийти, что Блад издевается над самим собой.

— Хорошо, — сказал капитан. — Пусть будет так, дон Франциско. Я дам вам три дня, которые вы просите.

Дон Франциско, освобождённый из-под стражи, отправился выполнять своё обязательство, а капитан Блад продолжал размышлять о том, что репутация рыцаря в той мере, в какой она совместима с деятельностью пирата, всё же может иногда оказаться полезной.

Свернуть

А вот, собственно, один из эпизодов, и создавших Бладу репутацию.

Сейчас возникал вопрос, должны ли они тащить с собой испанских пленников или же, посадив их в лодку, дать им возможность самим добираться до земли, находившейся всего лишь в десяти милях. Именно это предлагал сделать Блад.

— У нас нет иного выхода, — настойчиво доказывал он. — На Тортуге их сожгут живьём.

— Эти свиньи заслуживают и худшего! — проворчал Волверстон.

— Вспомни, Питер, — вмешался Хагторп, — чем тебе сегодня угрожал мальчишка. Если он спасётся и расскажет дяде-адмиралу о том, что случилось, осуществление его угрозы станет более чем возможным.

— Я не боюсь его угроз.

— А напрасно, — заметил Волверстон. — Разумнее было бы повесить его вместе с остальными.

— Гуманность проявляется не только в разумных поступках, — сказал Блад, размышляя вслух. — Иногда лучше ошибаться во имя гуманности, даже если эта ошибка, пусть даже в виде исключения, объясняется состраданием. Мы пойдём на такое исключение. Я не могу согласиться с таким хладнокровным убийством. На рассвете дайте испанцам шлюпку, бочонок воды, несколько лепёшек, и пусть они убираются к дьяволу!

Это было его последнее слово. Люди, наделившие Блада властью, согласились с его решением, и на рассвете дон Эстебан и его соотечественники покинули корабль.

Или возьмём случай на Антигуа. Блад подрядился защитить английское поселение от испанских пиратов. Губернатор, после победы, потребовал, чтобы Блад сдал в казну трофеи, захваченные на испанских кораблях, получив от Блада отказ, попытался арестовать флибустьера. Однако Блад сумел переиграть губернатора, а когда тот признал своё поражение, затребовал с жадного чиновника не только ранее оговорённую плату за оборону острова — сто шестьдесят тысяч реалов, — но и штраф за бесчестное поведение. Когда же ему привозят деньги…

— От меня бы вам этого не дождаться, — проворчал сквозь зубы желчный капитан.

— Я постараюсь запомнить это на случай, если вас когда-нибудь поставят управлять колониями. А теперь, сэр, к делу. Что в этих мешках?

— По сорок тысяч золотом в каждом.

— В таком случае сгрузите мне четыре мешка — сто шестьдесят тысяч, которые я должен был получить за оборону острова. Остальное можете отвезти обратно губернатору вместе с поклоном от меня. Пусть это послужит уроком ему, а также и вам, дорогой капитан, чтобы вы поняли: первый, основной долг каждого человека — это долг перед самим собой, перед собственной совестью и честью, а не перед должностью, и остаться верным этому долгу, одновременно нарушая данное вами слово, нельзя!

Капитан Макартни засопел от изумления.

— Чтоб мне сдохнуть! — хрипло пробормотал он. — Но вы же пират!

— Я — капитан Блад, — холодно прозвучал в ответ суровый голос флибустьера.

То есть, «грязь на подошвах» ценит своё слово и свою честь выше, чем шестьсот тысяч реалов!

Ну или вот ещё случай: некую женщину обманом вынудили заманить Блада в ловушку. Выбравшись оттуда — что потребовало немалых усилий и немалой удачи, — Блад не сводит счётов, а наоборот, отдаёт женщине все бывшие у него с собой деньги, чтобы она могла выбраться из пиратского гнезда и вернуться домой!

ГН, нервно листающий книгу Сабатини (ведь средневековый рыцарь без проблем прочтёт книгу на современном английском, правда? Правда, если он Марти, не отвыкший читать по-латыни за 10 или 12 лет крестовых походов), поднимает голову и выкрикивает:

— Вы убили Кенни!.. — трибуны приходят в полный восторг. — Ээээ… Дона Диего!

Да, с доном Диего получилось нехорошо. Если кто ещё не читал Блада, я напомню суть этого инцидента.

При побеге Блада и его друзей с Барбадоса, был захвачен испанский корабль и его командир, дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес. Блад, оставшийся без штурмана, предлагает испанцу сделку: пусть тот доведёт корабль до Кюрасао. Дон Диего соглашается, но не хочет, чтобы его корабль был оснащён пиратами для борьбы против его Родины. Он изменяет данному слову и приводит «Синко Льягас» к испанскому берегу, к острову Гаити, прямо под пушки эскадры своего брата, адмирала, дона Мигеля.

В принципе, дона Диего можно в чём-то понять. Выше слова дворянина он поставил патриотизм. Но Бладу от этого не легче! И тогда ирландец придумывает, как ему с друзьями спастись от неизбежной гибели… правда, при этом поставив под угрозу жизнь предателя. Дона Диего привязывают к пушке и говорят его сыну Эстебану, что если начнётся бой, перовой испанцам ответит именно эта пушка. Далее Блад с Эстебаном отправляются на испанский флагман, привозят адмиралу сундук с золотом и убеждают испанцев, что на «Синко Льягас» всё в порядке. Но дальше…

Свернуть

Дон Эстебан перехватил взгляды, какими обменялись Хагторп и Блад, побледнел как полотно и бросился к ним.

— Вы не сдержали слова, собаки? Что вы сделали с отцом? — закричал он, а шестеро испанцев, стоявших позади него, громко зароптали.

Развернуть

— Мы не нарушали обещания, — решительно ответил Хагторп, и ропот сразу умолк. — В этом не было никакой необходимости. Дон Диего умер ещё до того, как вы подошли к «Энкарнасиону».

Питер Блад продолжал молчать.

— Умер? — рыдая, спросил Эстебан. — Ты хочешь сказать, что вы убили его! Отчего он умер?

Хагторп посмотрел на юношу.

— Насколько я могу судить, — сказал он, — он умер от страха.

Услышав такой оскорбительный ответ, дон Эстебан влепил Хагторпу пощёчину, и тот, конечно, ответил бы ему тем же, если бы Блад не стал меж ними и если бы его люди не схватили молодого испанца.

— Перестань, — сказал Блад. — Ты сам вызвал мальчишку на это, оскорбив его отца.

— Я думаю не об оскорблении, — ответил Хагторп, потирая щёку, — а о том, что произошло. Пойдём посмотрим.

— Мне нечего смотреть, — сказал Блад. — Он умер ещё до того, как мы сошли с борта «Синко Льягас», и уже мёртвый висел на верёвках, когда я с ним разговаривал.

— Что вы говорите? — закричал Эстебан.

Блад печально взглянул на него, чуть-чуть улыбнулся и спокойно спросил:

— Ты сожалеешь о том, что не знал об этом раньше? Не так ли?

Эстебан недоверчиво смотрел на него широко открытыми глазами.

— Я вам не верю, — наконец сказал он.

— Это твоё дело, но я врач и не могу ошибиться, когда вижу перед собой умершего.

Снова наступила пауза, и юноша медленно начал сознавать, что случилось.

— Знай я об этом раньше, ты уже висел бы на нок-рее «Энкарнасиона!»

— Несомненно. Вот поэтому я сейчас и думаю о той выгоде, какую человек может извлечь из того, что знает он и чего не знают другие.

Свернуть

Брать в заложники предателя, чтобы спастись из ловушки, в которую он тебя завёл — не слишком благородный поступок, но и полностью бесчестным назвать его нельзя. И уж во всяком случае, ни Блад, ни его люди дона Диего не убивали.

Итак, и в этом раунде Блад проявил себя достойно. Что же до ГН, который по-дурацки улыбается и подбирает на губной гармошке «Мой милый Августин»…

Но, пожалуй, на этом месте мы отложим карающий веник, и тому есть две причины.

Первая: сама профессия ГН, шериф, предполагает, что он, как судья, решает судьбу людей, находящихся в его власти. А коли так — то рассказ о подвигах Марти при мандате будет более уместен в завершающем, пятом раунде, где речь пойдёт о профессионализме: Блада, как пирата, и ГН, как шерифа.

Вторая причина: если вернуться к дошерифским похождениям ГН, то нам опять придётся вспомнить несчастную французскую деревушку, где «герой» Никитина не только не воспрепятствовал убийствам, изнасилованиям и грабежам, но и непосредственно руководил военной операцией по захвату деревни, вследствие чего все злодейства и стали возможны. Так вот, если вернуться к дошерифскому бытию Марти, то это уже будет напоминать Мела Брукса: «Почему при съёмке фильма о Робин Гуде непременно нужно сжигать именно нашу деревню!» (Источник)

Раунд V. La legge e legge: Закон есть закон

…Нет, это уже ни в какие ворота! Хотя… При счёте 4:0 перед последним раундом, внезаконская сторона может позволить себе отступления от регламента.

Дело вот в чём. Этот раунд предполагал сравнение профессионализма Блада и ГН — каждого в своих областях. Но, во-первых, счёт уже и без того разгромный, и «грязь на подошвах» может позволить себе состязаться уже просто just for fun. Во-вторых, любой, кто читал книги о Бладе, не нуждается в доказательствах того, что капитан своё дело знал — возьмите хоть блестящую операцию близ Маракайбо, когда Блад блестяще вышел из практически безвыходной ситуации. Я не буду описывать, что же там произошло, чтобы не лишать тех, кто не читал книгу, удовольствия самостоятельно ознакомиться с этим великолепным эпизодом. Так вот, в мастерстве ученика де Рюйтера усомниться невозможно: Блад был весьма успешным пиратом.

И, наконец, в-третьих, было бы просто забавно убедиться: кто лучше защищает граждан от бандитов, профессиональный законник ГН или профессиональный внезаконец Блад? Как там было в известном фильме про защитников закона в будущем? «Serve the public trust. Protect the innocent. Uphold the law».

Начнём, в очередной, но последний раз, с достижений Блада. Итак, в активе пиратствующего доктора:

1. спасение детей губернатора Тортуги от пирата Левасера;
2. защита английского поселения на Антигуа от налёта испанских пиратов;
3. защита испанского (!!!) поселения от лже-Блада. Правда, это уже книга «Удачи капитана Блада», но в принципе, она тоже входит в канон, пусть и менее известна, чем первые две.

Сидящий на внезаконской трибуне лучник в зелёном плаще насмешливо фыркает и замечает в пространство:

— Была ещё такая баллада «Робин Гуд и пираты».

Все делают вид, что ничего не слышали и лучника не узнали. Только Блад улыбается краем губ.

Ну хорошо, хорошо. Мы видим, что со стороны Блада всё в порядке, по меньшей мере, со «Служить обществу» и «Защищать невиновных». Вот с «Защищать закон» незадача — но это по чисто техническим причинам. Думаю, когда Блад стал губернатором Ямайки, он справлялся с этой задачей вполне достойно. А что у нас с ГН?

За спиной послышался нарастающий конский топот. Все трое, что гнались за оленем, теперь повернулись и мчались на него, выхватив мечи. Положение безвыходное…

Что любопытно: давая объяснения в суде об этом случае, ГН расписал дело так, что он один победил пятерых без особого риска для себя. Но читаем дальше. ГН зарубил одного из троих нападавших.

Гай не стал ждать, когда тот рухнет в пшеницу, снова истопчет, сволочь, обернулся к двум всадникам, что с бледными лицами смотрят на него, глаза вытаращены, а губы начинают дрожать.

— С коней! — приказал он люто. — Быстро!

Они оба покинули седла быстро, позабыв про спесь высокорожденных, смотрят испуганно, обоим лет по восемнадцать-двадцать, сопляки, хотя он в восемнадцать уже высаживался с другими крестоносцами на жаркий берег неведомой страны.

Гай бросил быстрый взгляд на замерших вдали крестьян.

— Эй, там! — крикнул он властно. — Быстро веревки сюда!.. Две… нет, три!..

Крестьяне забегали, наконец двое побежали к нему с мотками толстой грубой веревки из шерсти. Один из дворян, немного придя в себя, сказал возмущенно:

— Нас? Связывать?.. Разве недостаточно нашего слова?

— С таких ничтожеств слово не берут, — отрезал Гай. — Эй, вы двое! Быстро связать им руки!.. А вы… руки назад!

Один покорно протянул руки, второй остался стоять неподвижно, в его темных глазах разгоралась злость. Он прямо посмотрел в лицо Гаю и процедил:

— Что-то слишком много на себя берешь, шерифчик…

Гай соскочил на землю, юноша бесстрашно встретил его лютый взгляд.

— Ты кто? — спросил он.

— Дарси Такерд, — ответил он. — Из рода Максимилианов!

— Ты дерьмо, — сказал Гай, — позорящее имя Максимилианов.

Казалось бы: «Дурак!» — «Сам дурак!», вот и поговорили. Негоже для взрослого мужчины опускаться до уровня прыщавого недоросля — но ненаказуемо. В любом случае, на этом вполне можно было и закончить. Но нет! Далее следует полное торжество закона.

Тот не успел моргнуть, как тяжелый кулак с силой молота ударил его в лицо. Смельчак рухнул, как подрубленное дерево, из разбитого рта струями брызнула алая кровь. Крестьяне одни опешили, но кто-то вскрикнул в восторге…

И дальше ещё торжествее и ещё законнее…

…а Гай еще пару раз злобно ударил ногами под ребра, стараясь рыцарскими шпорами разодрать богатую одежду и нанести раны.

Замедленный повтор: взрослый вооруженный вояка, который, по утверждению автора, круче варёных яиц, за кривое слово сбивает с ног безоружного малолетку, а потом пинает его ногами, пытаясь ранить.

— Сопротивление аресту, — прокричал он люто, — вообще-то карается смертью. Но я милостив.

Чепуха. Притом всмятку. Во-первых, второй парнишка тоже хватался за меч, но промолчал, и его не тронули. Так что дело не в «сопротивлении аресту». Кроме того, закон, конечно, писали полные дураки, за своим Коэльо не знающие реальной жизни, но коли эти дураки написали, что пинать арестованного нельзя, значит, пинать его незаконно. И наконец, из слов ГН как бы следует, что, мол, «по закону бы тебя вообще следовало казнить, а я только избил, так что, радуйся, что жив остался». Но нет!

Избитого подняли, связали так крепко, что руки могут вообще отсохнуть, если не развязать вовремя, но Гай промолчал, пусть крестьяне хоть так выместят обиды.

Так вот, ни о какой замене законной кары ударом по роже дело не идёт. Избитого вяжут (притом так, что дело может закончиться увечьем) и волокут в цугундер. И лишь потом, когда ГН узнаёт, что, оказывается, можно урегулировать дело без суда, он отпускает арестованного за огромный штраф. Кстати, об арестованном напарнике Дарси по акции «пристукни картонного Марти» далее речь не идёт. Куда подевался? Загадка.

В общем, в данном случае защитник крестьянских полей ведёт себя не как представитель закона, а как обыкновенный гопник: «Ты с какого раёна? Чо по нашей улице ходишь? Чо такой дерзкий?» На, нах, ёпта! Вместо честного «Если кто-то кое-где у нас порой» нам всучивают историю о том, как «геройствовал» на стрелке какой-нибудь Яшка Лысый, озвученную гнусавым голосом под три блатных аккорда. Впору подавать жалобу о нарушении прав потребителей, ящитаю.

Дальше — больше.

ГН арестовывает банду:

Почти все разлеглись на поляне, пьют и жрут. В сторонке отчаянно вскрикивают женщины, с них уже содрали платья и привязывают руки и ноги к вбитым в землю колышкам. Трудятся над этим четверо, а еще трое наблюдают и отпускают шуточки.

Как же ГН, да без колышков? Кстати, раз у автора все колышки похожи одни на другие, можно было обыграть ситуацию: ведь теперь ГН очутился в положении того французского командира, атаковавшего английских мародёров ГН в начале книги. Так у ГН была возможность прочувствовать ситуацию, так сказать, с разных сторон… Гусары, молчать!

Гай рубил, пока уцелевшие не бросили оружие, их осталось трое, и не опустились на колени. Еще двое катались по земле, пытаясь вытащить застрявшие глубоко во внутренностях стрелы с зазубренными наконечниками, остальные распростерлись неподвижно.

Беннет, с окровавленным мечом, огляделся дико, грудь ходит ходуном, лицо еще пышет жаром схватки.

— Ваша милость, а что с этими?

— Одного повесить, — распорядился Гай. — Остальных зарубить, чтобы не забивать голову процедурными вопросами.

— Ну да, — сказал Беннет глубокомысленно. — Они оказали сопротивление при аресте и потому были убиты, а не повешены. Так?

— Правильно понял, — одобрил Гай. — Дарси, ты как?

— Даже не ранен, — ответил Дарси бодро, хотя кровь течет по руке, а на лбу широкая ссадина. — Вешать… которого?

— Да какая разница, — ответил Гай раздраженно. — Какой ты щепетильный!.. Все люди равны, как сказал Господь, а ты кого-то хочешь выделить? Нехорошо. Просто чтоб видно было: закон в действии! Так что годится любой.

Меч в руке Беннета дважды сверкнул, и два тела опустились на землю в нелепых позах. Дарси пошарил среди награбленного и отыскал все-таки веревку, прочную и такую длинную, что можно бы перевешать всех разбойников графства.

Блестяще, чего уж там.

Конечно, ненавистники мушкетёрих с деликатесами скажут, что это, опять же, реальная жизнь, нужно бороться с криминалом, другого пути нет, Англия опасносте!!!!11111 Но на это есть некоторые возражения.

Во-первых, бандиты оказали вооружённое сопротивление власти. По закону их можно было бы судить и казнить. А ГН и Ко нарушает закон и совершает убийство не потому, что иначе наказать бандитов нельзя, а потому что ему просто лень. Вот так — человеку лень действовать по закону, и он совершает убийство. Защитник закона, ага.

Во-вторых, известны случаи, когда даже виджиланты Дикого Запада (то есть, простые граждане, поднявшиеся против бандитов, т.е. ситуация уж на самом деле крайняя) устраивали этим самым бандитам суд, притом сами подсудимые перед казнью признавали, что суд был честным и претензий они не имеют! И деятельность виджилантов — как раз в подобных случаях — была вполне успешной. Ибо успех в борьбе с преступностью непосредственно зависит от соблюдения закона всеми теми, кто собственно, борется. Потому что, в-третьих…

В-третьих, как говорили в советском фильме «Шестой» (настоящем фильме «о том, как должно быть»): «Судят не для чего. Судят потому что. В государстве живём, не в банде» Не бывает государства без закона. Не бывает общества без закона. Без закона бывает только банда. Если поклонники книги про «как должно быть» не в силах понять эту немудрящую мысль, то остаётся только развести руками.

Наконец, в-четвёртых. «Защитник» закона и порядка убивает не только общественно опасных бандитов, оказавших сопротивление с оружием в руках:

Лучники обшарили шалаши, в двух нашли забившихся под тряпки разбойников, еще трех обнаружили в кустах смертельно пьяными, а с ними и двух женщин.

На похищенных не похожи, обе пытались драться, орали, кусались и царапались.

Гай крикнул взбешенно:

— Мужчин связать, потащим в село. Женщин удавить на месте!

Один из лучников крикнул:

— Может, их тоже в село, а там повесим?

— Их только в Англии вешают, — буркнул Гай. — По всей Европе просто удавливают… из эстетических соображений.

Как тут не вспомнить классическую цитату из «Швейка» про таких эстетов…

И эти бессудные расправы являются системой господина защитника закона.

— С сарацинами, — добавил Гай, — мы могли заключать союзы, они всегда держат слово. Сарацины не раз проявляли больше рыцарства, чем наши крестоносцы. А вот у разбойников нет ничего святого! Потому их нужно уничтожать немедленно и беспощадно. Без суда и следствия, как диких и опасных зверей.

Не знаю, что тут печальнее: полное незнание матчасти про сарацин при полной уверенности в своей правоте или же вера в то, что бессудные казни — это «серебряная пуля» против преступности. Замечу только, что вера эта проходит через всю книгу.

Хильд зачитал приказ шерифа об истреблении разбоя, что позволяет вешать без суда, если при этом присутствуют жители деревень, сел или городов.

Или вот:

— На мне остается вся юридическая ответственность, — поспешил заверить Гай. — За все действия по уничтожению разбойников на месте, без суда, так как мы не можем останавливаться, как я уже говорил, и каждого схваченного этапировать в городскую тюрьму. Их слишком много, граф!

И т. д., и т. п.

Пожалуй, на этом и остановимся, ибо satis. Сказанного достаточно, чтобы сделать совершенно определённый вывод: если капитан Блад, по мере внезаконских сил, оказался компетентен, как защитник закона и порядка, то ГН, заявленный именно что их защитником, свою миссию полностью провалил.

Объясняю.

В 1268 году на острове Сицилия утвердилась Анжуйская династия. Французы бесчинствовали на чужой земле, и сицилийцы не могли найти во французских судах и французском законе защиты против чужеземцев. И вот, наконец, 30 марта 1282 года, едва зазвонили колокола к вечерне, на улицы сицилийских городов вышли люди. Толпа валила по улицам и убивала всех встречных, недостаточно чисто говоривших на местном наречии. Кличем этой толпы было «Смерть Франции, вздохни, Италия!», «Morte Alla Francia, Italia Anela!»

• Morte
• Alla
• Francia
• Italia
• Anela

Знакомые пять букв, не правда ли? Прошло семь с половиной веков, давно уже Сицилия часть независимой Италии, давно уже нет на острове иноземных захватчиков, но гидра, которую они выкормили из своих рук, до сих пор жива. Бесчисленные головы ядовитой твари, кусающей, душащей, рвущей страну, не под силу отрубить ни прокурорам, ни судьям, ни президентам — просто потому, что средневековые властители захотели заменить закон своим произволом. Так же, как это делает никитинский кадавр.

Если человек не сможет защитить себя с помощью закона, он пойдёт к тем, кто сможет защитить его помимо закона. Так бессудные расправы — а суд, между прочим, предназначен и для того, чтобы защитить невиновных, — растят тех, кто действует против закона, и рано или поздно вступит с ним в борьбу. И боюсь, в этой схватке преимущество может оказаться не на стороне закона…

ГН-вешатель создавал систему, основанную на произволе и коррупции. Почему на коррупции? Очень просто. Рано или поздно к назначенным им бейлифам, наделённым практически бесконтрольной властью бессудной расправы, приходили бы вежливые люди, и держа бейлифа за пуговицу, спокойно рассказывали бы, что ему ещё здесь жить… и его детям тоже… А у бейлифа, не понимающих сути подобного разговора, мог, например, произойти пожар, при котором бейлиф мог забыть выйти из горящего дома. Понятливый же бейлиф мог прожить, наоборот, очень долго и счастливо, только вот жизнь его односельчан становилась бы всё кислее и кислее. А к тому, кто хотел бы пожаловаться властям, приходили бы вежливые мастера держать за пуговицу и говорили бы, что закон тайга, Гисборн медведь, а тебе здесь жить ещё… и детям?..

И если бы даже не было бы тогда Робина, он не мог бы не появиться. Потому что человека, создавшего этот земной ад, ненавидело бы всё графство. И нашёлся бы человек, который взялся бы за добрый длинный лук и восстановил бы старые английские вольности — вбив стрелу в сердце никитинского шерифа. И Робина бы славили как защитника и освободителя… Недолго. Потому что за убийством шерифа пришли бы королевские солдаты — те самые, любители колышков. И те, кто только что славил Робина, прокляли бы его имя, потому что солдаты пришли из-за него. И в самом скором времени голову разбойника принесли бы королю. Но законной защиты люди бы не получили всё равно — и тогда на место Робина пришёл бы кто-то другой. Более хитрый и жестокий, потому что он смог бы выжить. И менее благородный, по той же причине.

И результатом «мне лень их судить» в реальной жизни стала бы гибель заносчивого идиота, смерть сотен ни в чём не повинных людей и сломанные жизни тысяч. А графством, зажатым под гнётом произвола и опутанным преступной сетью, исподволь управлял бы преемник Робина… Да хоть человек, вроде прототипа весёлого монаха Тука, который «рубил женщин и детей топором, как скотину».

Вот «как оно должно быть», по мнению господина Никитина!

К счастью, книжка очень далека от того, «как оно было на самом деле»… (Источник)

Заключение

Думаю, на этой оптимистической ноте можно и завершить великий поединок. Со счётом 5:0 победила, как и следовало ожидать, пресловутая грязь на подошвах. Разумеется, можно упрекнуть смиренного автора в том, что против ГН был выставлен образцовый Марти. Но на это автор ответит, что Марти был выставлен против Марти же и поединок был равным. Проигрыш ГН произошёл не из-за его мартиства, а исключительно потому, что он во всех предложенных случаях выбирал самое неэффективное и гнусное решение из возможных.

Итак, чему же нас учат внезаконный герой и герой якобызаконный? Вот какие принципы представляет книга об одном из них:

1. Защищай женщину, попавшую в беду. И шире того — защищай невиновных.
2. Не глумись над теми, кто слабее.
3. Не водись с кем попало. Выбирай друзей с разбором. Если они попали в беду — ложись костьми, но выручай.
4. Цени свою честь и своё слово превыше денег.
5. Ты в ответе за то, чему позволяешь происходить.
6. Никогда не опускай рук. Не сдавайся. Ищи выход.
7. Чти закон.

Другой же… Ну…

1. Ищи друзей среди преступников.
2. Никогда никого не выручай. В общем, «Умри ты сегодня, а я завтра». Ну и что, что это уголовный принцип?
3. Не упускай случая самоутвердиться за счёт тех, кто не может тебе ответить.
4. Практикуй схему «вымогательство + распил». В книжке есть забавная история о судебном процессе по делу о моральном ущербе. Очень, очень занятная.
5. Никогда ни за что не отвечай.
6. Если тебя поймают на горячем, на голубом глазу кричи: «А чо я сделал?!», а потом «Я сделал это в интересах Мира во Всём мире, иного выхода не было, Вселенная вомгле!!!!11111». Если слушатели не проглотят Вселенную, понизь ставки до Англии. Не прокатит — упырь мел до графства Ноттингем.
7. Какой такой закон? Как я сказал, так и будет!

Один из героев (вы же угадали, кто есть кто, правда?) — человек вполне достойный. Второй же… это человек при оружии и крупной власти, который руководствуется принципами мелкого уголовника. Подчеркну: мелкого. И теперь нам представляют это ужасающее существо, по недоразумению названное Гисборном, как пример для подражания будущих поколений!

Романтические герои прошлого (подчеркну, не их исторические прототипы) — это хороший пример для подражания. Хотя бы потому, что их авторы на самом деле понимали, что такое доблесть и честь. Робин Гуд, Спартак, капитан Блад — пример того, что можно оставаться достойным человеком, даже если судьба закинула тебя не в самое подходящее место и время для этого. При этом современная культура предлагает нам образ более или менее откровенного уголовника, который от Робина или Блада весьма далёк. На робинстве было воспитано много достойных поколений. Много ли достойных, законопослушных людей было воспитано сериалом «Бригада»? Кто скорее пойдёт убивать и привязывать к колышкам — человек, который вырос на «Если рыщут за твоею непокорной головой», или поклонник Саши Белого?

Однако Никитин не борется против «Бригад» и прочих «Бумеров». Он выбирает своей целью именно Робина. Почему? Куда уж проще. Егошнему (sic! К стилю книги это новообразованное местоимение сказочно подходит) Гисборну персонажи «Бригады» идейно близки. Он такой же уголовник, как они. Робин же этому «законнику» как бельмо на глазу — иные мотивы и побуждения, кроме мелкоуголовных, ГН недоступны и вызывают озлобление, граничащее с ужасом. Автор же этого эпохального персонажа, в свою очередь, оправдывает уголовщину при власти — потому что она власть. Аминь. (Источник)