Шериф Ноттингемский развлекается

Продолжение истории о том, как Робин Гуд подался в писатели, часть 3-я. Начало здесь.

Да! Сэр Роберт де Рено, лорд шериф Ноттингемский — тот самый, который росчерком пера мог отнять жизнь или сохранить её. Именно он затеял эти игры с дорогими книжками, но не ради назойливых разбойников — много чести. Сэр Роберт нашёл способ пополнить свою казну, а разбойники — так, попались мимоходом под горячую руку.

Кадр из фильма «Робин из Шервуда», серия «Колдовство». Шериф — Николас Грейс.

Было уж несколько лет тому, как шерифу донесли: его глашатаи, выкликая указы, добавляют от себя что-то постороннее: то приглашают на чью-то свадьбу, то хвалят чьи-то горшки или яблочки, а не то искусную швею или шорника. Первая же проверка подтвердила донос: оказалось, глашатай брал небольшое вознаграждение, чтобы во всеуслышание похвалить товар, мастера или будущее торжество. Пойманного с поличным шериф приказал выпороть за самоволие, но идея показалась ему интересной, и спустя недолгое время глашатай выкрикивал те же приглашения, не получая мзды, а шерифские писари принимали у горожан объявления, забирая приношения в пользу шерифа.

Но шериф не был бы шерифом, если бы не понимал простейших вещей. Допустим, глашатай от его имени похвалит некоего торговца, а торговец подсунет горожанам гниль или пересортицу; ясное дело, горожане запомнят, что Его Лордство их обманул. И в чём обманул? В горшках да в яблочках! Раз, другой, а там, глядишь, и уважение потеряют. Нет, это шерифу ни к чему. И пусть в числе платы он берёт образец товара, убеждаясь в его добротности, но ведь пройдохам ничего не стоит поднести шерифу лучшее, а согражданам сбыть остатки.

Деньги шериф любил, но почёт и уважение ценил не меньше; поэтому вместо пустой похвалы глашатай объявлял, что торговец такой-то в присутствии милорда шерифа поклялся всеми святыми торговать только самым лучшим товаром, и только потом перечислял тот замечательный товар, за который приносилась клятва. Теперь, если торговец или мастер обманывал ожидания, шерифу оставалось лишь проследить, чтобы клятвопреступник получил по заслугам. Кажется, желающих объявить о себе стало поменьше, но сэр Роберт не удивлялся и считал это уступкой благоразумию.

Приношения от торговцев были скромные, но постоянные; также хватало желающих объявить о помолвке или крестинах — многим было лестно, чтобы их праздник огласили от лица шерифа. Объявить можно было на весь город или в одном квартале — второе пользовалось спросом, ибо стоило дешевле. За оглашениями приходили даже деревенские — правда, с опаской: вдруг Его Лордство сам решит навестить свадьбу — ввек потом не докажешь, что нечем платить налоги…

Объявления приносили не только деньги: случалось шерифу и позабавиться. Первый случай сэр Роберт помнил хорошо: озадаченный писарь мялся в дверях, не зная, как объяснить своё смущение. Вот, некий лекарь обещает горожанам исцелить все болезни разом. Не наш, не городской. Клянётся, что его средство хвалят высокородные особы и духовные лица. Ну, мало ли что клянётся, а где все эти лица и особы? Шериф пожелал взглянуть на чудодея и сам спустился вниз.

Чудодей и впрямь смотрелся чудно́: платье было таким длинным, что приходилось поддергивать его над поясом, чтобы не спотыкаться, а свой не менее длинный плащ он то и дело откидывал, как бы невзначай показывая край шёлковой (но заношенной и засаленной) подкладки. На голове его был не менее засаленный берет, и сэр Роберт, сам большой ценитель беретов, досадливо поморщился. Размахивая руками («Как рыночный фигляр», — отметил про себя сэр Роберт), целитель вещал замковой челяди о своих победах над многочисленными недугами: прострелом, коликами, параличом, водянкой, подагрой, чесоткой, сухоткой, несварением, бессонницей, дурным характером жён, непослушанием детей, и прочими, и прочими.

Шериф не глядя прошествовал мимо, уселся в кресло на возвышении и дал знак, чтобы притихший лекарь подошёл ближе. Итак, он хочет, чтобы о его чудесном лечении узнали жители славного Ноттингемшира? А чем он поручится, что его средства и вправду так хороши? Целитель оживился и начал клясться, что во многих городах и весях люди исцелялись от своих болезней, и если бы они могли прийти сюда, они засвидетельствовали бы истинность его слов, и сам граф Кингсбриджский, которого он лечил в прошлом году, со своей благородной супругой и всем семейством, включая преподобного Бенедикта, капеллана его милости графа, могут подтвердить силу его целебных снадобий…

Шериф слушал целителя, небрежно откинувшись в кресле и устремив благосклонный взор в потолок; целитель в ожидании шерифского слова продолжал лепетать про снадобья, веси и благородного графа, и наконец умолк, не дождавшись. Подержав просителя в томительной тишине, шериф опустил взгляд, ласково улыбнулся, и задержавшаяся в зале челядь возблагодарила Небеса, что Его Лордство улыбается не ей.

Значит, он лекарь, снисходительно сказал шериф. А чем, собственно, он собирается лечить? Где его лекарства? Целитель несмело ответил, что готовых снадобий сейчас нет, он извёл их в дороге, но сегодня же начнёт готовить новые и позаботится, чтобы хватило всем почтенным жителям этого славного города. Прекрасно, отвечал сэр Роберт, в таком случае с ним пойдут два солдата и писарь; они не будут мешать стряпне, просто посмотрят, что там кладётся в эти снадобья. А почему это лекарь вдруг взволновался? Ах, травы теряют силу, если на них смотрит чужой? Ай-яй-яй, какая незадача, и как же нам быть? Ведь верховному шерифу Ноттингема не пристало хвалить то, чего он не знает, не так ли?

Ах, да, это средство хвалят знатные люди. Как-как зовут этого графа? Граф Кингсбриджский? Да, да, воскликнул целитель, господин граф, и его благородная супруга, и всё его семейство, считая отца Бенедикта, могли бы подтвердить и засвидетельствовать… Шериф махнул рукой, приказав умолкнуть. Он, сказал лорд шериф, глядя ввысь и не переставая ласково улыбаться, он знает этого графа и знает всё его благородное семейство. Его высокочтимую супругу зовут Ложь, а их славных дочерей — Тюрьма, Порка и Виселица. И шериф подался вперёд и уже без тени улыбки вперил в целителя гневный взгляд. Граф Кингсбриджский? Нет такого графства — ни в Англии, ни в Шотландии, ни в одной из христианских земель! У каких неверных он нашёл такого графа с капелланом?

Стража без труда поймала целителя, запутавшегося в собственном подоле, и притащила обратно. Его Лордство снова улыбался. А что там у лекаря под плащом, не найдётся ли немножко запасных снадобий или чего другого, на что любопытно взглянуть? Под плащом нашёлся тощий мешок, а подкладка плаща оказалась больше чем наполовину суконной: шёлком он был подбит только по краям. Шериф не удивился.

Не удивился он и тому, что в мешке нашлось несколько закупоренных сосудцев. Это твои зелья? Отвечай, когда тебя спрашивает шериф, и не мямли! Значит, зелья. Стражник понюхал открытую бутылочку и чуть не уронил её. Сэр Роберт поднял брови и захотел взглянуть сам; держа сосуд на расстоянии, осторожно помахал над ним в свою сторону, слегка втянул ноздрям воздух и поморщился. Что это за вонь? Сказано — не мямлить! Ах, конская моча, уваренная? Чем сильнее пахнет, тем лучше действует? И этим он собирался лечить? Не только? А чем ещё? Крапивой? Варёной или толчёной? Ах, свежей? Прикладывая к больным местам? О…

Сэр Роберт вновь возвёл очи горе и ласково сказал: по части крапивы это не к нему, а к его брату Хьюго — кому как не монахам знать всё об умерщвлении плоти; а что касается конской мочи, её действенность следует испытать на самом целителе.

Остаток дня шериф пребывал в отличном расположении духа. После того, как целитель признался во всех грехах, получил законные две дюжины розог и был вытурен вон с приказом не попадаться на глаза, сэр Роберт наградил писца за бдительность и повелел и впредь докладывать о любых странностях: так лучше, чем оглашать глупости на весь город. А бродячих знахарей гнать взашей сразу: хороший врач не уйдёт с графского двора шляться по городам и весям, тряся ворованной подкладкой.

Второе предприятие было неудачным, и сэр Роберт неохотно вспоминал о нём; однако ж и его он придумал не сам, а лишь воспользовался случаем.

Снова к нему пришёл писарь — показать странное объявление. Шериф прочёл его раз, другой, поднял брови и перечёл в третий, затем решил посмотреть на подателя. Подателем оказался великовозрастный балбес, сын зажиточных родителей; из сбивчивого и путаного объяснения шериф понял, что виной — некая девица и проходившие мимо менестрели. Так или иначе, но балбес решил сложить той девице песню наподобие менестрельских, а поскольку в пении тягаться с менестрелями не мог, придумал объявить свой стих через шерифских глашатаев.

Шериф не сомневался, что для простолюдинки сравнение с пузатой крынкой парного молока будет в самый раз; но огласить такое принародно? Нет, пусть это делает кто-то другой. И ум сэра Роберта тут же нашёл небезвыгодную замену: а не хочет ли сей сын почтенных родителей взять себе этот лист, на который добросовестный писарь уже занёс горшочно-крыночные излияния? Пусть заплатит и поднесёт своей крынке в подарок. Ах, она не умеет читать? С кольцом пусть поднесёт, так всем будет понятно. И да, милорд даёт своё одобрение на честный брак во славу короля Англии и для преумножения его подданных.

К сожалению, опыт этого рода не прижился: неграмотным горожанам памятные записи не требовались, а для особых случаев — договоров и прочего — уже имелись нотариусы. Однако неудачная попытка навела Роберта де Рено на мысль, которая стала основой третьего предприятия, и уж его-то шериф мог считать своим собственным детищем.

Мысль была простой: если горожанам не нужны писаные листы, то кому же они нужны? Тем, кто умеет читать и имеет чем заплатить; прежде всего — жёнам и дочерям местной знати. Кому, как не женщинам, приходится скучать в отсутствие отцов и мужей? Кто лишён многих известных, но не слишком скромных забав? Кто держит в своих руках хозяйство и кто, в конце концов, чаще умеет читать? В своих раздумьях сэр Роберт уже заручался поддержкой брата, ибо что может быть душеспасительней, чем отвратить дщерей человеческих от опасных развлечений и занять их чем-то пристойным? И, конечно, не токмо женщины… Роберт де Рено видел обширное поле, готовое дать огромный урожай.

Третье начинание сэра Роберта ждал успех. О, разумеется, прежде пришлось изрядно потрудиться. Составить список знати, живущей в Ноттингемшире и близ его окраин; оценить, кому по средствам дорогая книга с картинками, а кому лишь простая рукопись; уточнить, в каких семьях есть грамотные, а кому нужен чтец; узнать, кому по вкусу любовные песни, кому назидательные, а кому — сказания о героических деяниях. И, наконец, собрать нужное число этих песен-деяний-поучений, а также чернил, пергамента, красок, и тех, кто будет всё это писать, рисовать и зачитывать вслух, а потом ещё и развозить.

Начиналось с малого, с нескольких избранных семейств, в которых сэр Роберт был уверен; пришлось приложить все искусство уговоров, ибо правила учтивости мешали прямо сказать, что книгу предлагается купить, и адресаты должны были понять намёк без ущерба для своего достоинства. Но сэр Роберт справился с этим. И дело пошло: вскоре де Рено уже не слал письма с учтивыми предложениями, а сам получал их.

В дальних помещениях ноттингемского замка скрипели перья, трудились переплётчики и упражнялись в декламации менестрели: сэр Роберт предусматривал всё. Несколько богато украшенных книг он пожертвовал в ближайшие монастыри — тщательно проследив, чтобы в них не попало неудобных историй, — и это подношение дало ему даровых (или почти даровых) переписчиков-послушников. Остальным адресатам он рассылал книги без переплётов, дабы они могли выбрать только те истории, которые им понравились: тетради скреплялись так, чтобы их легко было разъять и переплести с листами из других книг — роман к роману, стихи к стихам, проповедь к проповеди. И хотя де Рено знал, кто из его почтенных адресатов что предпочитает, и готовил книги с расчётом «никого не пропустить и не оставить излишка», но несколько штук обязательно оставалось про запас. Чтобы неграмотные адресаты не отказались от книг, вместе с книгами в путь отправлялся глашатай или менестрель, заучивший текст наизусть; для этого дела сэр Роберт нанял нескольких бездомных менестрелей — в меру смазливых, с приличным голосом и манерами. Они обошлись дешёво — харч и крыша над головой, а если благодарные слушатели наградят за чтение, то тем лучше; главное — пусть помнят, что всем этим удовольствием они обязаны Роберту де Рено.

А ещё сэр Роберт придумал рассылать большие романы частями, дабы интерес к его книгам не ослабевал. И пусть прибыль от книг давалась не без хлопот — сэр Роберт этими хлопотами наслаждался.

Но шервудским разбойникам лишь предстояло всё это узнать: они не только не читали книг, но и не слушали городских глашатаев.

Продолжение следует