Шервудские кашевары

Что может получиться, если скрестить Робин Гуда с детской советской классикой? Ну, например, вот что…

— Тук! Приготовь поесть.
— Почему всегда я?
— Хочешь, чтобы я обед варил?
— Нет, ты уже однажды попробовал.

«Робин из Шервуда», серия «Крест святого Кирика»

Как-то летом, когда на проезжих у нас был не сезон, Марианна вдруг захотела сходить в монастырь.

— Тебе, — говорит, — сейчас люди не нужны, я денька два там побуду и вернусь.

Тук сразу обрадовался:

— И я с ней пройдусь. Может, — говорит, — старых знакомых встречу.

Уилл тоже обрадовался. Когда Марианны нет, ему не надо в лес уходить, чтобы сказать всё, что думает. А Мач глазами похлопал и говорит:

— А кто нам обед варить будет, если вы двое уйдёте?

Что там Тук сказал про истину устами младенца?.. А Уилл скривился, будто Гизборна увидел, и говорит:

— Сварим, не боись. Не маленькие.

Я было хотел сказать: «А вдруг не сумеем, я, к примеру, не варил раньше», да нельзя мне, вожак я. А Маленький Джон Мача по плечу похлопал и говорит:

— Не беспокойся! Я всегда смотрю, как Тук варит. Сыт будешь, не помрёшь с голоду. Я такую кашу сварю, что пальцы оближешь!

— Вот и хорошо, — радуется Мари, — а то у меня платье новое, ненадёванное, а пойти в нём некуда.

Смотрю я на неё и чешу в затылке. Вожак я, или нет? Должен о своих людях думать? Вдруг к ней по дороге кто пристанет? А от Тука, когда он один, польза сами знаете какая.

Уилла посылать нельзя — он отдохнуть от дамских приличий хочет. Джона тоже нельзя — он кашу обещал варить. Мач… нет, Мача самого охранять надо. От него. И мне идти нельзя — вожак я, здесь нужен.

— Ну, — говорю, — пусть вас Назир проводит. Втроём веселее будет, и безопаснее. А если ему в монастыре неинтересно, то пусть снаружи погуляет, на воздухе, пока вы там старым знакомым платья показываете.

Тук нажарил нам оленины на два дня и весь вечер объяснял, где что лежит, как варить суп и кашу, сколько крупы положить, сколько чего. Мы все слушали, только я ничего не запомнил. «Зачем, — думаю, — раз Джон всё знает». Вожак я, а не кашевар. Мари всё подсказывала какие травы класть, только Джон каждый раз морщился как Уилл, который вспоминает Гизборна. А я стоял и думал: почему Мари говорит, что платье никто не видел? Мне же уже сто раз показывала.

Утром собрались они в дорогу. Уилл с Джоном в лагере остались, а мы с Мачем решили Марианну проводить. Шли, пока она не надулась и не сказала: если, мол, я с ними и дальше собрался, то должен одеться приличней. Только я в монастырь не хожу, трудно это. Вон, Мари с утра два часа причёсывалась, потом час крутилась — платье на себе расправляла. Я так не могу. Не попасть мне в монастырь.

Проводил я Марианну, и решили мы с ребятами на реку пойти. Уилл говорит:

— Давайте сначала оленя подстрелим, а потом уж на реку.

Ну, его кашей не корми, дай только пострелять. А разделывать кто будет? Я Мари провожал — полдня прошло, пока оленя найдём, ещё половина пройдёт. Так и на речку не попадём. Я и говорю:

— Хочешь — иди, стреляй. Нас на речке догонишь.

А он скривился, будто я предложил с Гизборном встретиться, и говорит:

— А обед кто будет варить, если мы все на реку уйдём?

— Чего там варить! — говорит Джон. — Одна возня! Днём съедим оленину, а на ужин сварим кашу.

Так и сделали. Взяли с собой всё мясо и пошли на реку. И Уилл с нами пошёл, не захотел один. Пришли на речку, сначала на бревне размялись, потом выкупались, потом разлеглись на песке, на солнышке греемся. Потом пообедали и стали рыбу ловить. Только рыба плохо клевала: так ничего и не поймали. Уилл сказал, что рыбу в реке, наверное, Гизборн повывел, чтоб нам ничего не досталось. Надоело нам зря сидеть с удочками, стали верёвку перетягивать. Джон всех перетянул. Так целый день мы на реке и проболтались. К вечеру вернулись в лагерь. Голодные!

— Ну, Джон, — говорю, — ты знаток. Что варить будем? Только такое, чтоб побыстрей. Есть очень хочется.

— Давай кашу, — говорит Джон. — Кашу проще всего.

— Ну что ж, кашу так кашу.

Развели костёр, Джон насыпал в котёл крупы. Я говорю:

— Сыпь побольше. Есть очень хочется!

Он насыпал полный котелок и воды налил доверху.

— Не много ли воды? — спрашиваю. — Размазня получится.

— Ничего, Тук всегда так делает. Ты, Мач, за огнём смотри, а я уж сварю, будь спокоен.

Ну, Мач за огнём смотрит, дрова подкладывает, а Джон кашу варит, то есть не варит, а сидит да на котелок смотрит, она сама варится.

Вот уже темнеть начало, а мы сидим и ждём, когда каша сварится. Вдруг смотрю: крышка на котелке приподнялась, и из-под неё каша лезет.

— Джон, — говорю, — что это? Почему каша лезет?

— Куда?

— Шут её знает куда! Из-под крышки лезет!

Джон схватил ложку и стал кашу обратно в котелок впихивать. Мял её, мял, а она будто пухнет в котле, так и вываливается наружу.

— Не знаю, — говорит Джон, — с чего это она вылезать вздумала. Может быть, готова уже?

Я взял ложку, попробовал: крупа совсем твёрдая.

— Джон, — говорю, — куда же вода девалась? Совсем сухая крупа!

— Не знаю, — говорит. — Я много воды налил. Может быть, дырка в котле?

Уилл котёл со всех сторон осмотрел — дырки нет; хотел пальцем пощупать, обжёгся, шипит и на меня смотрит. «Ну, — думаю, — сейчас скажет: опять Гизборн виноват!» Я как гаркну:

— А ну не мешай кашу варить!

Уилл чуть котелок в костёр не уронил. А Джон в затылке чешет:

— Наверное, испарилась, — говорит. — Надо ещё подлить.

Переложил лишнюю крупу в миску, подлил в котелок воды, стали варить дальше. Варили, варили — смотрим, опять каша наружу лезет.

— Ах, чтоб тебя! — говорит Джон. — Куда же ты лезешь?

Схватил ложку, опять стал лишнюю крупу откладывать. Отложил и снова бух туда кружку воды.

— Вот видишь, — говорит, — ты думал, что воды много, а её ещё подливать приходится.

Варим дальше. Что за комедия! Опять вылезает каша. Я говорю:

— Ты, наверно, много крупы положил. Она разбухает, и ей тесно в котле становится.

— Да, — говорит Джон, — кажется, я немного много крупы переложил. Но ты же сам сказал: «Клади побольше, есть хочется!»

А откуда я знаю, сколько надо класть? Но я же вожак!

— Так положил бы, сколько надо. Ты ведь говорил, что умеешь варить.

— Ну и сварю, не мешай только.

— Пожалуйста, не буду тебе мешать.

Отошёл я в сторонку, а Джон варит, то есть не варит, а только и делает, что лишнюю крупу по мискам раскладывает. С Мачем на пару. Все миски уже занял, и всё время воды подливает.

Я не вытерпел и говорю:

— Ты что-то не так делаешь. Так ведь до утра можно варить!

— А что ты думаешь, у шерифа, небось, обед с вечера варят, чтоб наутро поспел.

— Так то, — говорю, — у шерифа! Им спешить некуда, у них еды много всякой.

— А нам-то куда спешить?

— Нам надо поесть да спать ложиться. Уж полночь скоро.

— Успеешь, — говорит, — выспаться.

И снова бух в котёл воды. Тут я понял, в чём дело. Вожак я, или нет?

— Ты, — говорю, — всё время холодную воду льёшь, как же она может свариться.

— А как, по-твоему, без воды, что ли, варить?

— Выложить, — говорю, — половину крупы и налить воды сразу побольше, и пусть себе варится.

Взял я у него котелок, вытряхнул из него половину крупы.

— Наливай, — говорю, — теперь воды доверху.

Джон взял кружку, полез в ведро.

— Нету, — говорит, — воды. Вся вышла. Мач, сбегай!

— Ты что, — говорю, — темнота какая! Он и ручья не увидит.

А Мач только радуется:

— Чепуха! Сейчас принесу.

Взял лучину, взял ведро, пошёл к ручью. Через минуту возвращается.

— А вода где? — спрашиваю.

— Вода… там, в ручье.

— Сам знаю, что в ручье. Где ведро с водой?

— И ведро, — говорит, — в ручье.

— Как — в ручье?

— Так, в ручье.

Уилл перекосился, да так, что я аж завертелся: «Неужели, — думаю, — Гизборн из кустов лезет?» А Уилл рычит:

— Упустил?

— Упустил.

— Ах ты, — говорю я Мачу, — размазня! Ты что ж, уморить нас голодом хочешь? Чем теперь воды достать?

— Ну, может, оно не уплыло ещё…

Пошли мы к ручью.

— Где, — спрашиваю, — упустил?

Мач рукой тычет:

— Вот здесь. Где-то…

Стали мы ведро искать. Мач лучину держит, мы в воде топчемся, руками шарим. Всю муть со дна подняли, был бы день — всё равно бы ничего не увидели. Я говорю:

— Стоп! Если оно уплыло, то искать надо дальше по ручью.

А Джон отвечает:

— Да туда вся муть сплыла, подождать надо, пока водой пронесёт.

— Пока, — говорю, — ждать будем, ведро может ещё дальше уплыть. Мач, ты точно тут уронил?

Он носом шмыгнул:

— Ну, может, не совсем тут…

Уилл как зарычит, да как полезет из воды на Мача!

— Стой! — кричу я. — Не смей драться!

Вожак я, или нет? Ну, он плюнул, сел на берегу и ругается. Такое загибает — я только радуюсь, что Марианны нет. И Гизборна через слово поминает, хотя ведро Мач упустил, а не Гизборн. А Мач посопел и говорит:

— Может, миской воды набрать?

— Вы, — говорю, — с Джоном все миски уже заняли.

— Тогда кружкой.

Джон даже поперхнулся:

— Это сколько ж придётся возиться, пока кружкой воды наносишь!

А Уилл на Мача шипит:

— Ну, тащи лучше котёл с кашей сюда, мы прямо в него воды начерпаем, чтоб не бегать двадцать раз с кружкой.

Мач убежал, а я повернулся и пошёл по ручью. Шагов десять прошёл, гляжу — что-то из воды торчит. Там порожек был, ведро на камнях и застряло.

— Вот, — говорю, — нашёл я ведро. Давайте сюда кашу.

Вылезаю с ведром из ручья, а Мач уже принёс котелок и поставил на край берега. Я об него споткнулся и чуть не столкнул в воду.

— Ах ты, растяпа! — говорю. — Зачем мне котёл под ноги сунул? Возьми его в руки и держи крепче. И отойди от воды подальше, а не то и каша полетит в ручей.

Мач взял котёл и отошёл от ручья. Я набрал воды.

Пошли мы обратно. Повесили котелок над огнём и опять принялись кашу варить. Наконец она у нас закипела, сделалась густая и стала пыхтеть: «Пых, пых!»

— О! — говорит Джон. — Хорошая каша получилась, знатная!

Я взял ложку, попробовал:

— Тьфу! Что это за каша! Горькая, несолёная и воняет гарью.

Уилл тоже хотел попробовать, но тут же выплюнул.

— Нет, — говорит, — умирать буду, а такую кашу не стану есть!

— Такой каши наешься, и умереть можно! — говорю я.

Джон спорить хотел, ложку в рот сунул и замер. Стоит, зажмурился, а самого слеза прошибла. Постоял немного, ложку обратно вынул, и всю кашу из котелка разом в костёр как плюхнет! Пламя сперва чуть не погасло, а потом кашу охватило, крупа затрещала и начала плеваться. То по чуть-чуть, то как хлопнет — только угольки летят во все стороны. Ну, мы отбежали подальше, чтоб не обжигало, и ждали, пока до конца не сгорит. На поляне дым и смрад, а от каши одни угольки остались.

— Ну, — говорит Джон, — что теперь варить будем?

— Нет, — говорю я, — больше я тебе ничего варить не дам. Мало того, что ты продукты испортишь, так ты ещё пожар устроишь. Из-за тебя весь лес сгорит. Довольно!

— Что ж делать?

— Не знаю.

Смотрю, Уилл в стороне шарится.

— Ты чего, — спрашиваю, — делаешь?

А он мне:

— Лук ищу. Сейчас пойду оленя подстрелю.

— С ума, — говорю, — сошёл! Ночь кругом, олени спят давно. Где ты их найдёшь в темноте?

Уилл на меня так посмотрел, что я за котелок схватился. «Если, — думаю, — скажет, что темноту тоже подстроил Гизборн, я ему этим котелком в лоб дам!» Вожак я, или нет?

Что же делать? Есть-то ведь хочется! Попробовали мы сырую крупу жевать — противно. Попробовали сырой лук — горько. Травки марианнины пожевали — тошно. Нашли оленьи рёбрышки недоглоданные. Ну, мы их погрызли и легли спать. Уже совсем поздно было.

Спали мы плохо, проснулись ни свет ни заря голодные. Джон сразу полез за крупой, чтоб варить кашу. Я как увидел, так меня даже в дрожь бросило.

— Не смей! — говорю. А сам думаю: что делать-то? Стоят вокруг ребята и смотрят на меня голодными глазами. Вожак я, или нет? Я говорю:

— Все за мной! Джон, — спрашиваю, — твоя Мэг умеет кашу варить?..

Мы пошли к Мэг, рассказали ей всё, обещали, что за всю деревню за три года налоги заплатим, только пусть она поможет нам кашу сварить. Она всплеснула руками и побежала скорей стряпать: напоила нас молоком, дала пирогов с капустой, а потом усадила завтракать. Мы всё ели и ели, так что вся деревня сбежалась смотреть, какие мы были голодные.

Наконец мы наелись, попрощались с хозяйкой и обещали вернуться с деньгами. Мэг нам на дорогу пирогов завернула, чтоб до завтра хватило. Тут я уж сам проследил, чтоб всё сразу не съели. А то вдруг Марианна в монастыре загостится? Только она не загостилась: вернулась на другой день, как обещала. И Тук с Назиром при ней. Мы уж им про Мэг и про кашу рассказывать не стали, чтоб зря не беспокоить.

А потом мы отправились выполнять обещание — с проезжих на уплату налогов собирать. Джон говорил:

— Разбойничать — это чепуха! Совсем нетрудное дело. Гораздо легче, чем кашу варить!

***

Тем, кто не узнал первоисточник, рекомендуется освежить в памяти детского писателя Николая Носова и «Мишкину кашу».