«О доблестном рыцаре Гае Гисборне» Юрия Никитина: разбор полётов, часть 3
. Рубрики: Размышлизмы; автор: Юлия Панина aka Княгиня.

Окончание разбора эпохалки Юрия Никитина «О доблестном рыцаре Гае Гисборне» (Bobby).
«Клянусь своей жизнью, что я это сделаю… или погибну на этом богоугодном поприще!»
Ю. Никитин, «О доблестном рыцаре Гае Гисборне»
«Директор был немец: Бургмейстер. Как и многие обруселые немцы, он изъяснялся на преувеличенном русском языке и любил такие слова, как галдёж, невтерпёж, фу-ты ну-ты, намедни, давеча, вестимо, ай-люли.
Этим языком он владел превосходно, но почему-то этот язык вызывал во мне тошноту.
Распекал он всегда очень долго, так как сам упивался своим краснобайством, и даже наедине с каким-нибудь малышом-первокласником произносил такие кудрявые речи, словно перед ним были тысячи слушателей.
— Смею ли я верить глазам? — декламировал он, отступая на шаг и помахивая в такт своей речи какой-то измятой тетрадью. — Не обманывает ли меня моё зрение? Не мираж ли передо мною? Не призрак ли? Неужели это ты, Козельский, тот самый Иосиф Козельский, который еще в прошлом году был гордостью наставников, утехой родителей, радостью братьев, опорой семьи?..
В этом стиле он мог говорить без конца, подражая величайшим ораторам древности. Не меньше получаса терзал он Козельского, и только к концу этого получаса я понял, в чём заключается преступление Зюзи».
Чуковский, «Серебряный герб»
Сэр Марти («Марти Сью» — прим.) продолжает резвиться и шутить. Повесить разбойника втроём с подчинёнными почему-то не может. Пока ребята трудятся, рассказывает им об Анне Грин и Тайбернских Полях. После взирает, как разбойнику разбивают голову и снова вешают, чтоб наверняка. Загляденье, а не шериф-воин. Отрада для глаз и души.
Или такой пассаж, вполне в стиле шерифа-воина.
«— Да, конечно, кому-то надо бы уступить… Но если бы вовсе не начинать эту кровавую войну, было бы еще лучше.
Гай ощутил укол, войну начал все-таки король Ричард, собрав в Англии огромное войско и высадив на берегах Франции.
— Иногда, — пробормотал он, — свои права необходимо защищать и силой. Мир таков».
Закон и порядок несёт этот воистину железный человек в глушь Ноттингемшира. Назначает крестьян бейлифами, коронерами, присяжными, судьями… Во имя закона и порядка вламывается в замки местной знати (тех самых графов из несуществующих графств и баронов), угрожает, требует, вопиёт.
Шатается по монастырям, дабы читатель также как и персонаж проникся уважением к служителям церкви. Читатель проникается. Особенно проникновенно звучат речи настоятеля об искусственном оплодотворении рыб, повышающем разводимость, и о запрете ловить в реке рыб, не достигших определённого возраста.
Великолепный шериф всё это почтительно слушает, с монахами по уставу кушает, размышляя, что так много лучше, чем по-рыцарски. Монахам знаком этикет, а рыцари да всякая знать понятия об этом не имеют.
Невзирая на уважительные декларации в адрес монахов, гр-н Никитин ухитряется допустить исторически-конфессиональный ляп: надеть панагию на шею католическому епископу, да ещё в 12 веке. Поясняю: панагия как нагрудное украшение входит в облачение православного епископа, у католиков такой детали нет. Да и у православных архиереев она появляется не ранее 15 века. Так что «книги о быте монахов» и тут оказалось недостаточно. (Прим. — Юлия aka «Княгиня».)
Кстати, шериф Гисборн отличается потрясающей способностью думать о судьбе Англии…